— Мне нужно размять мускулы, поэтому я и бегу. Меч будет мне мешать.

— Я знаю — и тем не менее возьми его.

Она подчинилась без дальнейших возражений. Ангел вернулся в хижину и стянул сапоги. Он тоже устал, но ни за что на свете не показал бы этого девушке. Два года, прошедшие после ухода с арены, изнежили его. Он налил себе воды и сел перед угасшим очагом.

Через месяц-другой он мог бы сделать кое-что из девочки. Придать ей проворства, научить поворачиваться быстрее. Пробежки между поленьями укрепят ее чувство равновесия, а упражнения для развития рук и плеч добавят силы ее колющим и рубящим ударам. Главная трудность, однако, лежит в ее характере. Когда она сердится, то теряет над собой власть и становится легкой добычей для опытного бойца. Когда же она спокойна, каждое движение можно предсказать заранее — итог получается одинаковый.

Ее не было около часа, а потом он услышал легкие шаги на утоптанной глине перед домом. Она вошла в пропотевшей насквозь тунике, красная, с влажными волосами, все еще держа в руке меч.

— Ты несла его так всю дорогу? — мягко осведомился Ангел.

— Ну да, как ты велел.

— Ты могла бы оставить его в лесу и подобрать, когда возвращалась.

— Вот еще! — возмутилась она.

Он поверил ей и выругался про себя.

— Ты всегда поступаешь, как тебе велят?

— Да, — простодушно ответила она.

— А почему?

Она швырнула меч на стол и подбоченилась.

— Теперь ты недоволен тем, что я тебя послушалась? Чего ты, собственно, от меня хочешь?

Он вздохнул.

— Полной отдачи — вот как сегодня. Ладно, отдыхай. Я приготовлю ужин.

— Ну что ты, — прощебетала она. — Ты устал, старик, — сиди, а я принесу тебе поесть.

— Я думал, у нас мир, — сказал он, входя за ней на кухню, где она резала окорок.

— Это было вчера. До того, как ты вздумал надуть отца.

— Я в жизни никого еще не обманывал, — потемнел он.

— Да ну? А как же тогда назвать десять тысяч золотых за несколько дней работы?

— Я не просил с него столько, он сам предложил. И раз уж ты подслушивала, как это водится у вашей сестры, то должна была слышать, что я готов был ограничиться пятьюдесятью монетами.

— Дать тебе сыру, кроме окорока?

— Да, и хлеба. Так ты слышала, что я сказал?

— Слышала, но не поверила. Ты хочешь, чтобы я отказалась от твоих услуг. Ну признайся!

— Да, хочу.

— Этим все сказано. Забирай свою еду. Когда закончишь, вымой тарелку. И будь так любезен, проведи вечер у себя в комнате. Довольно с меня твоего общества на сегодня.

— Занятия не прекращаются с заходом солнца. Днем мы работали над твоим телом, вечером будем упражнять твой ум. А к себе я уйду, когда пожелаю. Что ты будешь есть на ужин?

— То же, что и ты.

— Нет ли у вас меда?

— Нет.

— А сушеные фрукты?

— Есть, а что?

— Поешь лучше их. Я давно убедился, что на усталый желудок сладкое идет лучше. Ты будешь лучше спать и проснешься более свежей. И пей побольше воды.

— Что-нибудь еще?

— Если вспомню, скажу. Давай поедим — и за работу.

Он уже учил как-то одного парня, Ранульда, показывал ему все приемы, но тому выпустили кишки в первом же бою. Потом был Соррин, высокий, атлетически сложенный, быстрый и бесстрашный. Этот пережил семь боев и успел даже стать любимцем публики. Сента убил его — крутнулся волчком и полоснул по горлу.