— Но он еще не выздоровел. Ему едва ли хватит сил, чтобы встать на ноги, да и то он будет держаться за стены.

— Будьте спокойны: силы к нему вернутся, ведь он настоящий мужчина, один из тех, кого теперь среди нас днем с огнем не сыскать, — с дикой гордостью произнес вандеец, — если он не сможет идти, он найдет, к кому обратиться. Скорее! Скажите ему только о том, что необходимо предупредить людей в Нанте. Нельзя терять ни минуты! Надо предупредить, а кого, он знает… Пока мы здесь болтаем, второй Иуда давно уже в пути.

— Метр Жак, я сделаю все, что вы сказали.

— Эх, если бы ваш несчастный Жозеф раньше развязал язык! — продолжил метр Жак, приподняв плечи, чтобы остановить кровь, хлеставшую из раны в его груди. — Ведь я уверен, что он знал о замыслах этих негодяев. Однако он держал при себе свой секрет, ведь он и не думал умирать… Человек предполагает, а Бог располагает. Его соблазнило золото… Кстати, вдова, вы можете поискать, оно где-то здесь.

— И что же мне с ним делать?

— Разделите пополам: одну половину раздайте сиротам, чьи отцы погибли в гражданской войне, будь то белые или синие. Это моя доля, та, что я должен был получить по завершении дела. Вторую же половину, ту, что получил бы Жозеф, передайте его детям.

Куртен от расстройства даже застонал, ибо последние слова раненый произнес достаточно громко, и он их услышал.

— Нет, — сказала вдова, — это золото Иуды, оно принесет несчастье! Спасибо, но я не хочу брать такое золото даже для невинных бедных детей.

— Вы правы, раздайте золото нищим: рука, принимающая подаяние, смывает все, даже преступление.

— А как быть с ним? — спросила вдова, указывая на Куртена, но не глядя на него.

— А разве он не крепко связан?

— Да, на первый взгляд.

— Пусть тот, кто смотрит на нас с Небес, и решит его судьбу.

— Пусть.

— Кстати, вдова Пико, когда пойдете предупредить нашего друга, возьмите с собой в подарок ему мой табачок, мне он больше не пригодится. Мне кажется, что он будет польщен таким вниманием. Вот, — продолжал хозяин братьев-кроликов, — мне уже и жалко умирать… Ах! Я отдал бы все обещанные мне двадцать пять тысяч, чтобы присутствовать при встрече нашего друга с этим мерзавцем, вот будет потеха… Но, увы! Миллион ли у тебя или два су — все одно, когда за тобой приходит курносая с косой.

— Вы не останетесь здесь, — сказала Марианна, — в донжоне есть комната, куда я вас перенесу. Туда, по крайней мере, к вам сможет прийти священник.

— Как вам будет угодно, но прежде окажите мне любезность и проверьте, крепко ли связаны руки у этого красавчика, видите ли, мои последние минуты будут омрачены, если он сможет улизнуть до того, как здесь начнется суматоха.

Вдова склонилась к Куртену.

Веревки так крепко стягивали руки мэра Ла-Ложери и впивались в кожу, что они распухли и на них выступили синюшные лиловые полосы.

На лице арендатора отразились все его страхи и волнения, и потому он был едва ли не бледнее, чем сам метр Жак.

— Судите сами, он не сможет и пошевелиться, — ответила Марианна. — К тому же я запру дверь.

— Да, и надеюсь, вы уйдете совсем ненадолго. Вы же скоро вернетесь?

— Не волнуйтесь.

— Спасибо!.. О! Моя благодарность не идет ни в какое сравнение с благодарностью того, к кому вы идете. Прошу вас, поторопитесь!

— Хорошо, но сначала я вас перенесу в донжон, где вам будет предоставлено все, что положено в вашем состоянии.