Встречающих увидели на пирсе, и Дан, крича, обнял сперва Хука, а потом Круза.

Здороваться не выскочил лишь Ваван, замешкавшись. Это и спасло остальных — потому что встречающие с ходу уложили всех лицом вниз. Хука почему-то убивать не стали, отпугнули, грохнув из «калаша» под носом. Хук подпрыгнул и помчался за угол, расшвыривая снег. Круз с Михаем и Дан остались лежать на пирсе, уткнувшись носами в обледенелый бетон, а малорослые круглолицые люди деловито обирали с них все способное стрелять и резать.

И тут высунулся Ваван с «гусаком» на плече. Спокойно прицелился и жахнул. Хорошо жахнул — положил гранату в десяти метрах, оглушив и посбивав с ног. А потом вытянул трофейный «хеклер-и-кох» и принялся методично дырявить. Круз с Михаем времени не теряли. Подхватили в одну руку стреляющее, в другую — Дана и помчались вслед за Хуком. Забрались в длиннющий полуразваленный пакгауз, засели — и увидели, как с другой стороны, от складов и кранов, лупят по траулеру, а Ваван, почти не прячась, тщательно выцеливая, бьет в ответ одиночными. Затем стрелять начали у пакгауза, и пришлось уходить дальше от пирсов. Круглолицые оказались упорными, не отпускали. Двигались умело. А патронов было кот наплакал. Одна надежда — дождаться, пока стемнеет толком.

Забежали в проулок между жестяными заборами, нырнули в дыру, проскочили мимо огромного крана, похожего на раскоряченного паука. Оказались на складе — с вышибленными окнами, с грудами ржавых контейнеров.

— Михай, Дан, — сказал Круз. — Сядьте туда, — показал на груду контейнеров. — Там обзор, и путь отхода надежный. А я пойду разберусь, а то ведь не отцепятся. Михай, дай мне магазин!

И тут из-за контейнеров послышалось:

— Эй, вы кто? Это вас мы встречаем?

— Да, нас, — ответил Круз по-русски, вскидывая винтовку.

— Старшой, не стреляй! Не стреляй! Это вы на чухну нарвались, они враги нам.

— Выходите! — приказал Круз.

Из-за контейнеров вышел человек в грязно-белых лохмотьях, подняв руки.

— Я — Правый, — сказал человек. — Меня со щенками послали вас встретить. Но мы на чухну нарвались, отошли, а теперь слышим — стреляют.

— Сколько вас? — спросил Круз.

— Пятеро.

— Оружие? Патроны?

— Хватает.

— Чухны много?

— С дюжину.

— Хорошо, — заключил Круз. — В порту, на нашем судне, остался человек. Он еще отстреливается. Нам нужно его спасти. Поможете?

— Отчего ж нет, старшой? Поможем, — ответил Правый, улыбаясь.

Они опоздали. Слишком долго перебегали, выжидали, играли в темноте. С парой круглолицых, увязавшихся следом, Круз расправился быстро. Правый со щенками их отвлекли, и Круз свалился со второго этажа прямо на головы с пистолетом в одной руке и кабаром в другой. А у пирса пришлось повозиться. Круглолицые все время двигались, по-кошачьи бесшумные, и бой в темноте превратился в нескончаемый бег по кругу. В этом круге остались еще двое круглолицых и один из щенков, поймавший очередь в упор. И чуть не остался Михай, распоровший предплечье о торчащий из стены крюк.

Круглолицые ушли на юг. Пересвистнулись в темноте, как запоздавшие птицы, — тонко, протяжно, жалко. Побежали по улицам, шмыгнули в переулки. Круз не стал гнаться. Пошел к пирсу, к траулеру. Ваван был там. Лежат, глядя в небо, вцепившись скрюченными пальцами в стальную трубу «гусака», на которой уже замерзла кровь.

Круз похоронил Вавана на сопке над городом, у раскрошившегося бетонного обелиска со звездой и шеренгой полустертых имен.