|
Как и следовало ожидать, матёрый был непредсказуем и в следующий раз, теперь уже вечером, залез в загон фермера, державшего на откорме бычков, — туда, где его не ждали: в сотне метров дачная деревня, народ ходит и ездит ежечасно, кругом поля и до леса добрых три версты. Ничего не удержало! Ворвался на глазах фермерской жены, рассыпавшей комбикорм в корыта, и та приняла его за овчарку Люту, прогнать попыталась, замахнулась ведром. Волк ощерился на неё, догнал и сходу вырвал у бычка промежность. Молодняк шарахнулся, разнёс изгородь, а он погнал его к лесу, вырывая куски у всех подряд. Пятеро сдохли сами, и двух порвал изрядно, так что прирезать пришлось. Выложил их в одну строчку, на расстоянии ста метров друг от друга — верный признак, что месть ещё не закончилась.
Фермер хохотал, бродя между телячьих туш с окровавленным ножом, радовался, что наконец-то вволю мяса поест и посылал жену жарить свеженинку. Потом по-волчьи выл, поскольку бычки были его последней надеждой выкарабкаться из нищеты и долгов, чужих взял на откорм, осенью хозяину сдавать, по головам… На сей раз Баруздин приехал сердитый, в дом не зашёл, вызвав Ражного на крыльцо. В прошлом он работал шофёром, возил районное начальство, устраивал для него охоту на кабанов и лосей и потому, когда власть сменилась, не пропал, оказался в охотоведах. Правда, компдексовал и страдал, что не имеет никакого образования, а ещё из-за своей лысины вполголовы носил прозвище — Кудрявый. И чтобы защититься, напускал на себя неприступность, говорил мало, многозначительно, смотрел хитровато, замкнуто и отличался несгибаемой принципиальностью. Когда-то к Ражному относились в районе как к герою, особенно после «горячих точек» и ранения и, если он приезжал в отпуск, устраивали с ним встречи в Доме культуры, местное руководство приглашало на пикники, охоты и рыбалки. Потом это помогло организовать охотничий клуб и взять в аренду угодья, но жить долго старым жиром не позволяло время и нравы. Тем более, начала отрыгаться неудачная охота на логове: Баруздина трепали и за то, что поляки уехали недовольные, и за порезанный скот, и теперь он приехал трепать своего однокашника. А ведь это он уламывал Ражного организовать для панов охоту и ещё намекал, дескать, за поставку клиентов с тебя причитается… — Что делать-то будешь, Вячеслав Сергеевич? — спросил официально. — Две телеги на тебя в прокуратуру ушли. Или платишь за нанесённый хозяйствам ущерб и добиваешь волка, или… Он не договорил. Да и так было понятно, что следует за вторым «или» — изъятие охотугодий. — Извини, есть все основания, — добавил. — Нарушение договорных обязательств. Там определённо сказано: деятельность клуба не должна наносить ущерба сельскому хозяйству. Это же твой волк скотину режет? Твой. Знаешь, и мне наплевать на все твоё колдовство. — Какое колдовство? — спросил Ражный, глянув на охотоведа в упор — тот все-таки отвернулся. — Опять за старое? — Люди говорят… Твой папаша такие дела выделывал. Только я в это не верю, потому не боюсь. Со мной ты ничего не сделаешь. — Тёмный ты человек, Гриша… Это не колдовство. — Знаю, сейчас называют — феномен. — Матёрого я возьму, — чтобы уйти от темы, заявил Ражный. — А платить не буду. Нечем. Да и инициатором охоты был не я, не моя это прихоть. — И не моя! — поторопился отбояриться Кудрявый. — Думаешь, на меня не давили с этими поляками?.. А формально начальником охоты был ты, и вся вина за не правильную организацию на тебе. Так что смотри. Сел в машину и укатил, не попрощавшись. Это было серьёзное предупреждение, плотный захват в выгодной позиции, и теперь оставалось или махнуть рукой и ждать броска, или сопротивляться. Самый верный выход был единственный — добрать стреляного разбойника, но Баруздин отлично понимал, что сделать это практически невозможно, хотя Ражный считался единственным опытным волчатником в районе. |
