Зато вполне успеваю перехватить пулю.

Я принимаю ее прямо в грудь, и меня сбивает с ног, словно огромная рука возникла из ниоткуда и смахнула меня пальцем. И не проходит у меня перед глазами вся жизнь. А я бы и не хотела ее увидеть.

Но когда я валюсь на землю и жизнь вытекает из меня, мне вспоминается та несчастная дуреха из трейлерного парка. И что я не сдержу данного ей слова. Она будет думать обо мне так же, как я всю жизнь думала о сестре, а я ведь не виновата, что умерла.

Если, конечно, она вообще обо мне вспомнит.

– Ты покойница! – вопит Рози, и я не знаю, мне она кричит или сестре.

А потом я уже вообще ничего не знаю, а просто проваливаюсь в большую черную яму, только она вроде бы не подо мной, а наверху, и я падаю вверх к искорке света, которая горит на ее дне, в самой дальней дали.

Джо

Эта медовая питбулиха выводит меня прямо к ним. Я надеялся, что мы сумеем разобраться с этим делом без грязи, но я опаздываю, и ничего уже не поделаешь.

Мы успеваем увидеть, как высокая блондинка стреляет в Джилли, и, черт меня возьми, если ее сестра не выскакивает на линию огня и не принимает на себя пулю. На мгновение все замирает. Они даже не замечают нас с питбулихой. Блондинка опускает пистолет и круглыми глазами смотрит на мертвую подругу. А я смотрю на Джилли и вижу ужас на ее лице. Когда Джилли срывается с места, чтобы подбежать к сестре, блондинка поднимает голову. Кричит что-то и снова вскидывает пистолет.

Она целится в дух Джилли, живущий во сне, но тело ее лежит тут же. Кто знает, что станет с ним, если убить дух?

Я бросаюсь к блондинке, но питбулиха опережает меня. Она прыгает на женщину и опрокидывает ее в тот самый миг, когда раздается выстрел. Пуля уходит в сторону, рикошетом звеня по камням. Блондинка падает изогнувшись, пытаясь понять, что сбило ее с ног, вместо того чтобы смотреть, куда летит. От хруста, с которым ее голова ударяется о гранитный выступ, у меня сводит внутренности, и я понимаю, что она уже не встанет.

Питбулиха приземляется мягко. Упав на все четыре лапы, она сразу принимает боевую стойку. На прямых лапах подходит к мертвой женщине, коротко втягивает ноздрями воздух и тут же с визгом отскакивает. Похоже, убийства ей так же не по душе, как и мне. Когда она, поскуливая, оборачивается ко мне, я уже в человеческом облике.

– Ты не нарочно, – говорю я ей. – А ее надо было остановить. Я не успел, а то бы сделал то же самое.

Ее темные глаза неотрывно смотрят на меня, и я вижу в них, что мои утешения не помогают. Это дело долго будет преследовать ее. Я знаю, что она думает: с каждой отнятой жизнью мы становимся меньше. Вот чего многие просто не понимают. Да, надо прекращать насилие и убийства, но если прибегать для этого к насилию и убийствам, вы только ухудшаете положение.

Медовая блондинка поворачивается к Джилли, склонившейся над телом сестры. И я смотрю на нее. Джилли поднимает голову, руки у нее в крови, в глазах боль и недоумение.

Джилли

Я знакома с насилием, хотя много лет прошло с тех пор, как для меня, уличной девчонки, боль и смерть были обыденной реальностью, а не материалом газетных статей. То время позади, и в моем нынешнем опыте такого больше просто нет, если забыть о недавнем уличном происшествии.

То происшествие…

Когда Рози нацеливает на меня пистолет, я возвращаюсь в ту ночь. Замираю, будто снова застигнутая светом фар. Потом звучит выстрел, и Рэйлин падает. Ее шаг навстречу пуле, предназначенной для меня, такой же удар, как и столкновение с несущимся автомобилем.

Я уже не помню о Рози с ее пистолетом, об угрожающей мне самой опасности. Осталось одно. Я, срываясь, скольжу последние ярды по откосу и падаю на колени в сырую траву рядом с сестрой. Трогаю ее дрожащими пальцами.