– Значит, все хорошо?

– Какое‑то время волоски на них будут расти зеленоватого оттенка, а в остальном никаких последствий.

Показался каменный валун с замершим на его вершине василиском. Тот как будто к чему‑то прислушивался. Прислушался и я. Кот‑баюн севшим голосом нашептывал гибриду петуха и ящерицы очередную историю.

– А вот и мы, – сообщил я Василию.

– А они не захотели меня сменить, – просипел он, кивая в сторону Аленки и Кэт.

Мне на мгновение стало совестно, но тут я вспомнил бесконечные его песни, выводимые дурным голосом, особенно во время магнитных бурь, когда голова и без того разламывается. Теперь‑то как минимум неделя отсутствия проявлений его многогранного таланта мне гарантирована.

– Начинаю скучать, – разевая клюв, лениво сообщил василиск.

– Отвали! – рыкнул на него я и уже спокойнее пояснил: – Ты начинаешь действовать мне на нервы, вон бедного Василия до чего довел. Бедняга совсем замаялся и посадил связки. Отпаивай его теперь молоком.

– Но я зевну... – поникшим голосом прокудахтал василиск. – У меня депрессия.

– Делом займись. Да хоть в крестики‑нолики сам с собой сыграй. Или пасьянс разложи. А найдешь еще пару таких же скучающих – пульку распишите, до тридцати одного, – время незаметно и пробежит.

– Что‑что? – расправив крылья, вытаращил правый глаз василиск.

Пришлось объяснить ему азы самого примитивного варианта реверси и, вручив палочку, указать на ровную площадку рукой посреди тропинки. Карточным играм обучу позже, когда под рукой будет колода карт и немного времени, чтобы смотаться сюда на денек – отдохнуть на природе, в картишки перекинуться...

Подняв заливисто храпящего домового, который тотчас встрепенулся и пробормотал: «Что такое?», я передал его на руки Троим‑из‑Тени, где уже находился кот‑баюн, бросил взгляд на воодушевленно выводящего кружочки и крестики василиска и, обняв Аленку, направился домой.

ЭПИЛОГ

Что есть главная радость и отрада для души на Руси? Всенародное гуляние! Когда душа распахивается на всю ее всемирно‑известную безбрежность: эх! пей‑гуляй и будь что будет... Парни пьяны, девки румяны, все целуются‑лобзаются, братьями‑сестрами называются, за здоровье всех вокруг чарки полные до дна поднимаются.

Притомился старый гусляр, отложил инструмент, выпил зелена вина, прослезился. Знать, хороша, зараза! Выскочили скоморохи, колокольчиками позванивая, частушки озорные распевая, про жениха и невесту не забывая.

Свадьба во дворце. Гуляет весь народ, царь Далдон дочку Аленушку замуж отдает. Уж и пригожа ликом невестушка: щечки цветом маковым пылают, губки алые пламенеют, глазенки ясные так и сияют. Хороша женушка будет. Выйдет в светлицу – и сердцу радостнее, и на душе светлее. Да и жених... но не будем об этом, заметим лишь, что среди его достоинств отыскалось место и скромности.

– Здоровья молодым!

Дружный рев прокатился над столами:

– Горько!!!

А губы у Аленушки слаще меда. Не оторваться.

Это единственное приятное занятие, которое приходится на долю жениха во время свадьбы. Но даже насладиться этими крохами счастья мне не дали.

– Волхвы идут, – прокатился среди гостей шепот. Мое сердце осколком айсберга булькнуло на дно желудка, заставив поежиться от озноба.

Посмотрев в том направлении, куда повернулись головы всех присутствующих, я узрел трех древних старцев в серых меховых одеяниях, с белыми как снег волосами (уточню – сравнение подходит для моего времени лишь в районах, удаленных от промышленных предприятий не менее чем на пару сотен километров).