Он опустил глаза и забормотал себе под нос какие-то заклинания, медленно обходя сакрариум. Наконец он остановился перед каменным изваянием Юноны.

— О Юнона, покровительница брачных уз, молю тебя о благосклонности и любви к этому дому. Не обойди своим вниманием эту добродетельную пару…

Он взял из рук помощника две чаши и вылил на алтарь сначала из одного сосуда вино, смешанное с мёдом, затем из другого — молоко. Кто-то тут же вложил в руки Лидии свежеиспечённый пшеничный хлеб, и она бережно положила его на тот же алтарь.

— Пусть честность, верность, непорочность и чистота этой женщины пленяют супруга, — воскликнул жрец.

Сопровождавшие его священнослужители затянули в несколько голосов пронзительную песню, под звуки которой Валерий неторопливо брал с поднесённого ему золотого подноса куски печени жертвенной овцы и бросал к подножию алтаря в знак того, что всякие огорчения должны быть изгнаны из супружества…

Вспомнив эту сцену, он улыбнулся и пролил вино из кубка в бассейн.

— Что развеселило тебя? — полюбопытствовала Лидия, склонившись к нему со стула.

— Ничего… Просто жизнь…

Тяжёлая четырёхколёсная повозка, сделанная из чёрного дерева, похожая на громадный ящик с большими окнами, украшенная красными и белыми перьями по всему периметру, громыхала по вымощенной дороге. Впереди ехали два всадника в белых тогах, окаймлённых пурпурными полосками, у одного из них поверх тоги был наброшен длинный чёрный плащ. За повозкой следовал отряд гладиаторов в двадцать человек, все они были облачены в доспехи, держали в руках дротики, а в ножнах имели мечи. Нападения на путешественников не были редкостью, поэтому богатые люди старались брать с собой личную охрану или нанимали бойцов в одной из гладиаторских школ.

Из-за пологого холма внезапно показались человеческие фигуры. Они неистово размахивали над головами верёвками и ремнями. По мере их приближения стало видно, что все они были голые, если не считать наброшенных на плечи козлиных шкур.

— Ай! Ай! — вопили голые люди, двигаясь нелепыми перескоками и корча страшные рожи. Некоторые из них падали на колени и, задрав головы к небу, выли по-волчьи и блеяли, как овцы.

Гладиаторы подняли дротики, готовясь отразить нападение.

— Успокойтесь! — крикнул человек в чёрном плаще. — Это не разбойники, а пастухи. Сегодня они отмечают Волчий Праздник.

Некоторые из пастухов, издавая задорные крики, подбежали к путникам и попытались отстегать их ремнями, но гладиаторы, выставив перед собой дротики, отогнали озорников.

— Не тревожьте покой нашей госпожи, люди! — громко обратился к ряженым всадник в плаще. — Мы знаем, что у вас сегодня добрый день, да будут боги всегда милостивы к вам. Но мы пребываем в трауре. Ступайте своей дорогой. Нам не до праздника.

— Кого везёте? — выставив обмазанный маслом живот, шагнул вперёд один из пастухов, от него разило вином. Из его волос торчали зелёные листья. Козлиная шкура сползла с его спины на плечо, и он поправил пальцем врезавшиеся ему в шею ремешки. Пучок свежей листвы, заткнутый за опоясывавшую бёдра верёвку, слегка прикрывал гениталии пастуха. — Кто умер?

— Энотея, прекраснейшая из женщин. Но всемогущая Венера наполнила её своей чудесной силой, поэтому тело Энотеи не подвергается тлению, — человек в плаще уверенно произносил слова, которые привык проговаривать ежедневно на каждой остановке, едва вокруг собиралась толпа зевак.

Пастухи постепенно угомонились, волчьи завывания смолкли.

— Взгляните, если хотите, — предложил всадник.