Скоро, того и гляди, явится во главе храброй дружины боевой галирадский боярин и выстроит крепость‑городок, начнет с купцов пошлину собирать…

Словом, никто не оборачивался вслед Волкодаву, шедшему по улице со своей корзиной и Нелетучим Мышом, примостившимся на плече. Большой Погост успел утратить любопытство, насмотревшись на самых разных людей. Здесь не особенно удивились бы даже чернокожему из Мономатаны, одетому в набедренную повязку из пестрой шкуры питона. Подумаешь, бродяга‑венн, несущий на спине обросшего волосами калеку. Если кто из троих и притягивал лишние взгляды, так разве что красавица Ниилит, боязливо державшаяся за руку Волкодава и одетая – тьфу, стыдобища! – в мужскую рубаху.

Волкодав остановился перед воротами гостиного двора. Над ними, колеблемая ветром, качалась и поскрипывала вывеска: могучий конь, влекущий сани с поклажей. Коня когда‑то выкрасили белым, и краска не совсем еще с него облупилась.

– "Белый Конь»! – без запинки прочла Ниилит. Волкодав покосился на нее. Волшебник и прехорошенькая девчонка, умеющая читать. Очень даже неплохо.

Двор за воротами оказался почти пуст, если не считать нескольких рослых бронзовых халисунцев, которые, оживленно переговариваясь, укладывали какие‑то тюки в крепкую, на высоких колесах повозку. Волкодав кивнул им, как подобает вежливому гостю. Халисунцы на миг прервали болтовню и кивнули в ответ.

Дверь стояла гостеприимно распахнутой. Волкодав откинул пеструю занавеску и вошел внутрь.

Было около полудня, и корчма не могла похвастаться многолюдьем. Служанка протирала столы, а на усыпанном соломой полу расположился молодой работник. Бережно подтесывая, он приспосабливал новую ножку к длинной скамье.

Волкодав спустил с плеч корзину, вынул из нее Тилорна и усадил на лавку возле двери. Ниилит тотчас села рядом, обхватила клонившееся тело, подперла. Тилорну, точно младенцу, еще предстояло учиться сидеть самому. Мудрец улыбнулся Ниилит и виновато вздохнул.

Волкодав подошел к стойке. Корчмарь, протиравший глиняные кружки вышитым полотенцем, сейчас же оставил свое занятие и подался вперед, всем видом изображая радушие. Он был из восточных вельхов: Волкодав понял это по вышитой повязке на лбу.

– Благо тебе, добрый хозяин, под кровом этого дома, – обратился он к вельху на его родном языке. – Хорошо ли бродит нынче пиво в твоих котлах?

– Благодарение Богам, в нашем доме все хорошо, – откликнулся тот и опустил ладонь на деревянную стойку, защищаясь от возможного сглаза. – Урожай ячменя, по воле Трехрогого, был отменный, и по его же воле не переводится у нас солод… – тут он окинул рослого Волкодава оценивающим взглядом, – …в чем господин мой может убедиться и сам, если пожелает освежиться с дороги. Кроме того, у нас есть славные жареные поросята, пища воинов. Есть каша, молоко и творог для больного и сладости для красавицы. Что господин мой прикажет подать?

Волкодав с усмешкой похлопал рукой по тощему кошелю, висевшему на ремне. Звяканье раздалось далеко не сразу: трем медным грошам понадобилось время, чтобы собраться в одном углу.

– Моя удача, – сказал Волкодав, – нынче такова, что я ищу не жареных поросят, а работы. Может, подскажешь, почтенный, не пригодился бы охранник кому‑нибудь из купцов, едущих в Галирад?

– Сегодня, боюсь, я тебя ничем не обрадую, – ответствовал вельх. – Впрочем, завтра должен прибыть досточтимый Фитела: он всегда останавливается у меня, чем я по праву горжусь. Попытай счастья. Только, сказать тебе правду, его обозы всегда очень хорошо охраняются.