А упырь между тем начал оживать. Действительно чуть заметно зашевелился, зажёг зенки. Почуял, гад, что ночь на землю опустилась — закат-то догорел.

В свете магического светляка, освещавшего разрытую могилу, будто театральные подмостки, Рошу были видны все поползновения нечисти. Досадуя на себя, что упустил момент, тот перекинул меч в левую руку, чтобы освободить правую для волшбы.

Почуяв его, упырь одним рывков вырвался из земляного плена и рванулся к очерченной верёвкой границе, но пересечь её не смог. Тогда в ход пошли когти, отчаянно рывшие землю и пытавшиеся превратить пеньку в труху. К сожалению, саму верёвку магия не защищала, так что её действие было прямопропорционально крепости волокна.

— Что ж тебе не лежалось-то? — со вздохом поинтересовался колдун. — Другие — как люди, только одному не спится. Ладно, если не спится, то упокоем.

И он наградил взбешённого упыря огненным потоком, вмиг испепелившим телесную оболочку.

Упырь ошалело замотал головой, пытаясь понять, что же с ним произошло. И натолкнулся на меч колдуна. Тот, вложив в удар всю силу, полоснул по обуглившимся костям, одновременно уходя от захвата когтистых рук.

Голова, словно срубленный по осени кочан с капустой, покатилась по земле, издавая булькающие звуки и дико вращая глазами. Но тело упыря прекрасно живёт и без неё, что оно тут же продемонстрировало, расправившись наконец с верёвкой. Рош уже поджидал его, сбив с ног и пронзив тёмное, скукожившееся сердце, д'амахом.

Упырь несколько минут подёргался и затих.

— Вот ведь, тварь, рубашку мне запачкал! — в сердцах пробормотал колдун.

И, похоже, не только испачкал, но и порвал своими когтищами. Но это мелочи, бывало намного хуже, когда приходилось играть в салки и надеяться, что ты быстрее.

Изрубив труп, Рош сжёг его, а пепел развеял по ветру. У костра успел и погреться, а то ночь холодная, заморозки ещё. Подумал и решил разбудить старосту, потребовать остаток оплаты прямо сейчас: а то с утра тот заявит, будто колдун надул его. А ночью на кладбище не забалуешь.

Староста ночному визиту не обрадовался, спустил собак. Пришлось излагать суть своего требования, сидя на заборе, надеясь, что в очередном прыжке дворняга не ухватит его за ляжку.

Разумеется, заказчик поспешил чётко обозначить своё отношение к ночным визитёрам, разве что по родне колдуна пройтись побоялся. Но Рош вцепился в него, словно клещ, пришлось отозвать косматых охранников и, кряхтя, отправится за «окаянным».

На кладбище энтузиазм старосты заметно поубавился, а уважение к колдуну прибавилось.

Рош безразлично пнул доказательство своей работы — череп, предложив старосте забрать его в качестве сувенира (тот почему-то отказался), затем продемонстрировал могилу, посоветовав облить её святой водой и хорошенько обкурить ельником, и потребовал заплатить за услуги.

Староста встал на дыбы — мол, откуда знаю, что мертвяк не вернётся? Рош пожал плечами и предложил позвать нового, с соседнего кладбища. Деньги ему поклялись вручить утром.

Получив обещанный расчёт, колдун покинул село, раздумывая, куда податься, и решил, что лучше дома ничего быть не может. А оборотница… С неё станется, могла и в город податься.

Потрёпанная книга была зачитана до дыр: Рош умудрялся читать даже в седле, пытаясь отыскать какую-то зацепку, подстроить ловушку. Потом решил, что, наверное, проще всех волкодлаков переловить, чем эту бестию отыскать. Заодно и фауна здоровее станет.

Зачем она ему сдалась? Не любил Рош, когда над ним смеялась нечисть. А тут ещё хохотала, издевалась. Гордость была задета, двойная гордость. Дело чести хвост над дверью повесить, а то до конца дней позор не забудется.

По дороге до Каратора успел подзаработать ещё парой заказов, мелких, несерьёзных. Домового распоясавшегося пристыдить (всю ночь в карты играли, за четвертак и ежедневную крынку молока договорились), поле на плодородие заговорить, на свадьбе молодых нечисть отгонять.