— Ну все, отбегался, родной. — Я отшвырнул опустевшее оружие и уже без спешки пошел вперед. — Вот смерть твоя и пришла.

— Обойдешься, — прорычал Грозин, кое-как разворачиваясь в мою сторону.

Я не мог промахнуться. Все три пули совершенно точно попали, куда следует: в поясницу, между лопаток — туда, где у людей обычно находится сердце — и куда-то в область затылка. И все же его благородие явно не торопился умирать.

— Когда ж ты уже подохнешь, зараза? — вздохнул я, оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого и, желательно, острого. — Ну не душить же тебя…

— Ишь какой прыткий. Ну подстрелил, догнал — а дальше-то чего? — Грозин сплюнул и с ухмылкой вытер рукавом окровавленные губы. — Один ты тут, дурак — один и помрешь.

Пока трижды простреленное чуть ли не насквозь тело без каких-либо видимых усилий поднималось с залитой кровью травы, я успел подумать, что не так уж много знаю о Талантах и пределах способностей Владеющих в этом мире. Что разумный человек на моем месте дождался бы подмоги или прихватил из дома честно добытую в бою саблю. Что в моем возрасте совершать ошибку и недооценивать противника не просто глупо, а до нелепого смешно…

Впрочем, теперь-то какая разница?

— Ну ладно. Как скажете, ваше благородие. — Я сбросил с плеч куртка. — Душить — значит, душить.

— А вот это вряд ли, — усмехнулся Грозин.

И двинулся на меня, с каждым шагом вырастая примерно на полголовы.

Глава 38

— Да что ж ты такое?.. — пробормотал я, отступая на шаг.

Грозин перевоплощался прямо на ходу: раздался в плечах, чуть сгорбился, будто огромные лапы-ручищи вдруг стали слишком тяжелыми. Грудь разошлась вширь, с треском разрывая одежду. Лопнул ворот на шее, брызнули пуговицы сорочки, а лицо вытянулось вперед, с каждым мгновением все больше напоминая оскаленную звериную морду. Полыхнули в полумраке глаза, отражая огонь далекого пожарища, и во все стороны по саду прокатился низкий утробный рык.

Габариты, надо сказать, впечатляли. Грозин не только стремительно покрывался плотной коричневато-серой шерстью, но и продолжал расти. Я даже успел подумать, что это и вовсе никогда не остановится, однако даже у звериной ипостаси все-таки имелись свои пределы: его благородие вымахал до трех с лишним метров и прибавил где-то с полтонны веса и снова попер на меня, нетерпеливо срывая с плеч ошметки нарядного костюма.

Давненько я такого не видел — лет двести, а может, и больше. В моем мире оборотней считали легендой еще до Петра Великого, а к концу столетия они и вовсе вымерли под корень. Или забрались в такую глушь, что не отыщешь даже с собаками. Надо сказать, я лично изрядно приложил к тому руку… ни, или лапу. Не то, чтобы мне хотелось истреблять или гнать себе подобных, но слишком уж опасными они порой становились.

Особенно те, кто уже хоть раз попробовал вкус человеческой плоти. На таких ночь, голод, злость или фаза луны всегда действовали впятеро сильнее. А иногда им и вовсе напрочь срывало крышу, и тогда я шел по следам из растерзанных трупов. И порой шел неделями — ведь нет и не может быть добычи сложнее, чем суперхищник. Вершина пищевой цепочки, идеальный убийца, наделенный одновременно интеллектом человека и арсеналом самых опасных созданий матушки-природы.

Чего уж там — даже мне порой бывало непросто держать зверя в узде, хоть за сотню лет мы и стали если не лучшими друзьями, то хотя бы союзниками. Я не понаслышке знал, каково это, когда вторая, нечеловеческая ипостась берет верх и готова вот-вот сорваться с привязи.