— Какую? — проворчал я, кое-как переваливаясь на бок. — Угробить всех? Превратить наш мир в подобие этого?

— Ни в коем случае. Не сомневаюсь, что тебе и твоим друзьям отчаянно хочется считать меня безумцем, этаким воплощением чистого зла, готовым сеять разрушение исключительно ради прихоти собственной черной души. Однако это не так. Не я служу смерти, создавшей все это, — Колдун поднял трость и описал круг над головой, — а она служит мне. И все, что я когда-либо делал или собираюсь сделать, подчинено одной-единственной цели.

— И какой же? — усмехнулся я. — Какими же благими намерениями ты оправдаешь огромный Прорыв в самом центре города? Погибнут люди, и закрывать эту дверцу будут еще несколько месяцев. Если вообще сумеют закрыть.

Не то, чтобы мне так уж хотелось узнать истинные намерения колдуна и вести этот бестолковый диалог в духе голливудских блокбастеров, но каждое сказанное нами слово продлевало мое существование на этом свете. Мертвый мир определенно был не самым уютным местом, однако здесь мое тело продолжало регенерировать, а изуродованный непомерным могуществом полутруп колдуна понемногу сгорал, расходуя и без того крохотные остатки сил. Каждая секунда незримо работала на меня. А значит, следовало дать зверю внутри как можно больше этих секунд. И когда я смогу хотя бы пошевелиться, когда оттолкнусь ожившей ногой от черных камней…

— Несколько месяцев, — задумчиво повторил колдун. — Знаешь, я уже успел забыть, что кому-то нужно считать время такими крохами… Ты прав — эту дверцу закроют, рано или поздно. Болтуны-иереи из Ордена Святого Георгия умеют куда больше, чем кажется. Они справятся. Полгода, может, год — и Прорыв исчезнет. Но свое дело сделает.

Если бы это не было зряшней тратой энергии, я непременно пару раз ударился бы затылком о мостовую. Чтобы наказать себя за очередную глупость и неумение увидеть то, что все время буквально лежало на поверхности.

— Владеющие… — одними губами прошептал я.

— Наконец-то сообразил, — кивнул колдун. — Владеющие. Сотни и тысячи детей через пару десятков лет вырастут и станут цветом нации. Наделенные Талантами необычайной силы и рожденные от достойных родителей, которых я так кстати собрал в Петербурге. И которые будут бесконечно преданы мне. После того, как я… то есть ты вернешься отсюда победителем.

— Что? Я не ослышался — ты хочешь забрать мою личину? — Я не выдержал и рассмеялся, и сломанные ребра тут же отозвались болью. — И это твой коварный план? Надеешься, что получится второй раз провернуть старый фокус?

— Далеко не второй, друг мой… Но ты прав. — Колдун снова склонил голову. — Именно это я сделаю.

— Никто не поверит. Ты не сможешь…

— А вот тут ты как раз ошибаешься. Смогу.

Колдун подошел еще ближе, и я, наконец, смог рассмотреть его лицо. Точнее, какую-то уродливую маску из высохшей плоти, в который почти ничего уже не напоминало светлейшего князя Геловани. Нос ввалился, губы высохли, обнажая зубы, будто в усмешке. Пожелтевшая кожа потрескалась на лбу и скулах и уже начала отслаиваться. Живыми остались только глаза — серая сталь, поблескивающая мощью Таланта. И ума — извращенного, уже давно не человеческого, однако в полной мере полноценного и здравого. Колдун много раз обманывал всех и обводил меня вокруг пальца, однако на этот раз все же не соврал: хаос, превративший его тело в едва ходящую мумию, не коснулся сознания.

Старикашка прекрасно знал, что делал.

— Смогу, — повторил он, опуская кончик трости мне на грудь. — Я многое знаю о других. А о тебе, друг мой, знаю даже больше. Знаю все.

— Это вряд ли. — Я все-таки нашел в себе силы огрызнуться.