— Я тебя засужу, — сказала она дрожащим голосом. — Тебя лишат адвокатской лицензии.

— Чушь. Все знают, что ты вышла со мной. Ты приехала сюда после роскошного ужина. Кто поверит, что я тебя к чему-нибудь принуждал? — Его руки скользнули вниз по её телу. Он сунул пальцы под резинку колготок.

— Ублюдок! — Внезапно она ударила его коленом, но мимо цели, попав в бедро.

Харрисон вскрикнул, отшатнулся назад, и бросился на неё, толкнув плечом к стене. Кулак вклинился Пен в живот, после чего, задыхаясь, она осела на пол.

Она уже лежала, хватая воздух, пока Харрисон стаскивал с неё колготки. — Настал момент детка, — пробормотал он. — Время пришло. — Он снял с неё трусики. — Пора расплачиваться, детка. Ты не можешь вечно водить беднягу за нос. — Он расстегнул свой ремень. — Парни могут добиться многого. Но чего это будет стоить, а? Я не достаточно хорош для тебя? Может, ты лесбиянка? Я прав, да? — Он отбросил штаны в сторону.

— Ублюдок, — выдохнула она.

— Да, я такой. — Он потянул вниз свои трусы и выпрыгнул из них. — А ты кто? Грёбаный айсберг. Что нужно, чтобы залезть к тебе в трусы? Акт сраного Конгресса? — Он резко рассмеялся. — Наручники, вот что нужно. Харрисон пинком раздвинул её ноги, встал на колени и сорвал с себя рубашку.

— Не надо.

— Пора расплачиваться, детка. Я буду тебя трахать, пока у тебя крышу не снесёт. И знаешь что? Тебе понравится. О, да. Когда у тебя в последний раз крышу сносило?

— Нет!

Что он сказал?

Крышу снесёт?

Он правда сказал это? То же самое, что парень по телефону.

Пен почувствовала слёзы, побежавшие из уголков глаз.

Стиснув зубы, Пен откинулась на спинку дивана, прижала к груди подушку, и плотно, до боли, свела ноги вместе. Затем села, и вытерла слёзы рукавом. Влага попала в правое ухо. Тогда, обернув палец подолом блузки, она вытерла им ухо.

Господи, изнасилование.

Харрисон извинялся тысячу раз. Не ночью, а на утро, по телефону. Он даже послал десяток красных роз с длинным стеблем. Пен знала, что он не испытывает угрызений совести, а просто боится, что она донесёт на него.

Я был пьян, не понимал, что творю.

Всё ты прекрасно понимал.

Я буду трахать тебя, пока у тебя крышу не снесёт.

Может, это Харрисон звонил в пятницу вечером? Но голос не был похож. Может, он как-то изменил его.

Но зачем ему это нужно? Ему и Джойс…

«Это был не он», — решила Пен.

Уверена?

Она сходила в ванную, чтобы прочистить нос. Заглянув в зеркало, Пен увидела, что веки её опухли, глаза покраснели. Внезапно они сузились.

Пен поспешила к себе в кабинет. Кассета по прежнему была в автоответчике, там, где оставили её Мелани и Боди. Перемотав плёнку, она включила проигрыш.

Вслушиваясь в голос, Пен вновь увидела склонившегося над ней обнажённого Харрисона. Желудок сжался, сердце колотилось, в ногах ощущалась слабость. Она лежала на полу, Харрисон, входил в неё, и кусал, а скованные наручниками руки отзывались за спиной обжигающей болью, пока слух её наполняли непристойности.

Затем раздался голос Джойс. Пен выключила автоответчик и опустилась в кресло.

Голос совсем не походил на голос Харрисона.

Человек, совершавший эти звонки, и подсунувший под дверь записку, был не Харрисоном.

Но у него была его душа.

— А не пошёл бы ты, приятель, — пробормотала она.