— Через пять недель, — уточнила Шани.

Дженни поднесла к губам чашку, не сводя с Шани полных удивления и растерянности глаз.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — в конце концов сказала она. — Но я уверена, ты будешь об этом жалеть. Я до сих пор не встречала человека, который уезжал бы с этого острова без сожаления.

«Это правда, сожалеть я буду, — думала Шани. — Горько сожалеть и не видеть света в конце тоннеля». Если бы только время могло повернуться вспять… Если бы она могла вернуть те последние четыре дня на Косе! Если бы она тогда вела себя немного увереннее и отбросила свои мнимые обязательства перед Брайаном. Она согласилась бы на медовый месяц… и теперь была бы вместе со своим мужем. Он так долго искал ее, а когда нашел, предложил прожить вместе всю жизнь… Во время отпуска он так старался, чтобы сделать ее счастливой, но она не сумела вовремя оценить его усилий. А теперь он просто устал; все его чувства к ней умерли, и надеяться больше было не на что.

С тех пор как он приехал на Кипр, Шани успела узнать его с разных сторон. Она видела дружелюбие и душевную теплоту, нежную заботу друга и пылкую страсть любовника.

Новость о ее отъезде вскоре разлетелась по всей больнице, но, к ее собственному удивлению, о причинах отъезда ее больше никто не расспрашивал. Должно быть, Дженни предупредила их, и все тактично не стали проявлять излишнего любопытства. Но слухи наверняка расползались; как и остальные, Андреас будет думать, что причина отъезда в Брайане. Если бы она только могла пойти к нему, сказать ему, что все это не имеет к Брайану ни малейшего отношения, что единственной причиной всему является он сам. Он был единственным, кто не говорил с ней о ее отъезде. Он вообще в последнее время будто бы впал в глубокую апатию и, хотя иногда он удостаивал Шани вежливого кивка, гораздо чаще забывал и о вежливости, попросту ее не замечая. В операционной он отдавал распоряжения, она их выполняла. После дежурств Дженни и другие сестры, которым выпадала смена с доктором Мэноу, вздыхали с облегчением. По-человечески он разговаривал только с пациентами, расспрашивая их о том, все ли их устраивает, удобно ли им и есть ли у них жалобы. И не приведи бог подвернуться ему под горячую руку, если пациент выражал недовольство. Лидия, как всегда, порхала вокруг него и бумажную работу, которую она теперь выполняла для нескольких докторов, зачастую брала с собой в дом Андреаса, даже когда он сам был занят в больнице. Конечно, мало кто удерживался от того, чтобы не прокомментировать происходящее, однако излишнего любопытства никто проявлять не осмеливался.

Однажды днем Лидия вошла в операционную, когда Шани делала приготовления для операции. Под мышкой она держала портфель с инициалами «А. М.», и на секунду Шани нахмурилась. Возможно, какую-то работу Лидия выполняет и для Андреаса. Шани вопросительно взглянула на непрошеную гостью, разговаривать с кем бы то ни было, а уж тем более с Лидией ей совсем не хотелось. Все ее мысли были заняты будущим ребенком. Она хотела мальчика, но ей почему-то казалось, что он родится светленьким, как она сама. Девочка, наоборот, вся пойдет в Андреаса, Смугленькая, с тонкими чертами лица и узкими, сильными ручками. Да, решено, она хочет девочку. Андреас, конечно, захотел бы мальчика, ведь все греки первым ребенком в семье предпочитали иметь именно мальчика. Но мальчик без отца пропадет… Позже, когда он будет взрослеть, ему будет очень не хватать отца. А вот девочке отец требуется куда меньше, так что нет, надо, чтобы была девочка, — Шани мысленно улыбнулась. К чему гадать? Ведь пол ребенка уже определен.

— У меня для вас сообщение. — Лидия подошла ближе.

— Я вас слушаю.

— Евиния из деревни просила меня передать вам, что ваш заказ готов. Вы ведь просили ее сшить несколько столовых скатертей.