Их культурное и материальное развитие, очевидно, очень невысоко. Без торговли, без
промышленности нет и довольства. Но что я вижу там, вдали? Быть может, я слишком поспешно осудил страну?.. На горизонте виднеется высокий темный столп. Это —
дым пароходной трубы, признак передовой цивилизации, символ энергии и жизни. Пароход приближается к берегу. Ага! На нем реет чужеземный флаг. Иностранный
вымпел вьется на его гакаборте, иностранные лица выглядывают из-за его бортов, иностранная команда доносится до моего слуха с капитанского мостика. Пароход
принадлежит чужой стране. Мое первое предположение было правильно.
Пароход причаливает к главному порту. Он сдает на берег скудную почту, несколько тюков товаров, высаживает с полдюжины тощих, исхудалых людей, а затем
салютует из пушки и снова уходит в море. Вот он и исчез в безбрежных просторах океана, и опять молчаливо катятся волны, и только альбатрос да морской орел
изредка разбивают крылом их сверкающую поверхность.
Я поворачиваюсь к северу и вижу длинную полосу белого песка, омываемого синим морем. Та же картина открывается передо мной и при взгляде на юг. Эта полоса
простирается на сотни тысяч миль, словно серебряная лента, опоясывающая Мексиканский залив. Своей резкой белизной она отделяет бирюзовую синеву моря от
изумрудной зелени лесов. Ее рельеф не напоминает обычной плоской поверхности прибрежных песков. Наоборот, миллионы сверкающих под тропическим солнцем мелких
песчинок нагромождаются здесь ветром в огромные дюны и холмы на сотни футов в высоту, и эти холмы расползаются во все стороны подобно снеговым сугробам. Я с
трудом поднимаюсь по голому песчаному склону: скупая почва не производит здесь никакой растительности. Еле-еле подвигаюсь я вперед, ноги мои при каждом шаге
вязнут в песке. Одни из них напоминают конусы, другие — полушария, третьи — пирамиды. Кажется, будто веселый ветер играет здесь песком, словно ребенок.
Попадаются огромные воронки, оставшиеся от смерчей и похожие на кратеры вулканов; глубокие овраги и долины с крутыми, иногда совершенно вертикальными, а
нередко и нависающими краями.
Стоит подуть северному ветру — и вся картина может измениться в одну ночь! Где сегодня холмы, там завтра окажется овраг, и высокий откос нередко уступает
место пологому склону.
На вершинах песчаных гор меня обдувает прохладный ветер с залива. Я спускаюсь в замкнутую котловину — и там меня палит тропическое солнце. Лучи его,
отражаясь от бесчисленных кристаллов песка, мучительно режут глаза. Здесь пешеходы нередко гибнут от солнечных ударов.
Но вот и норте, ветер с севера. Небо неожиданно меняет свой ярко-голубой цвет на темно-свинцовый. Время от времени сверкают молнии и глухой гром
предвещает бурю, но даже, если этой бури пока не видно и не слышно, все равно скоро придется ее почувствовать. Раскаленный воздух, только что душивший меня
своими знойными объятиями, внезапно прорывается холодным ветром, от которого дрожь пробегает по телу. В этом ледяном ветре кроются болезнь и смерть, ибо он
несет с собою страшную желтую лихорадку — «вомито». Ветер усиливается и переходит в ураган. Песок поднимается с земли и густыми тучами носится в воздухе, то
оседая вниз, то снова взвиваясь к небу. Я не смею повернуться к ветру лицом, как не осмелился бы я подставить грудь самуму. Туча острых песчинок сейчас же
ослепила бы меня и до крови ободрала лицо...
Северный ветер дует по нескольку часов, а иногда и по нескольку дней кряду. Утихает он так же внезапно, как и начинается. |