— Аффанареть! — не удержавшись, высказался Тумарин, но его восклицание, к счастью, утонуло в грохоте ныряющего в тоннель поезда.

Незнакомка и в целом была очень даже симпатичной: миниатюрная, в светлой замшевой курточке и черных обтягивающих джинсах, со смуглым, чуть вытянутым лицом, густыми бровями и длинными ресницами такого же, невероятно черного цвета. Похоже, ее волосы были вовсе не крашеными, а такими от природы.

А еще Денису понравилось в девушке то, что играла она на точно таком же телефоне, каким пользовался и он сам. Тумарин даже стукнул себя сбоку по животу — туда, где под плотной мотоциклетной курткой лежал его сотовый. Убедился, что на месте, в чужие руки не перебежал. Вздохнул… и решился — сел рядом, дружелюбно улыбнулся:

— Привет! Классный аппарат, правда? У меня точно такой же.

Незнакомка посмотрела на него с некоторым недоумением, что-то ответила, закрыла игрушку, уронила мобильник в небольшую матерчатую сумку, расшитую какими-то иероглифами, и поднялась, встала к двери, демонстративно глядя в другую сторону. То ли собралась выходить, то ли наглядно показывала, что молодому человеку ничего не светит.

А глаза у нее были, что у кошки: огромные и яркие. Прямо зверь, а не человек! Или это на фоне черных ресниц так померещилось?

Денис глянул на себя в отражении окна напротив: короткая стрижка, легкая небритость, прочная куртка в медных заклепках. Не Леонардо ди Каприо, конечно, но выглядит прилично. Обидного тоже ничего не сказал. Да и вряд ли она вообще хоть что-то услышала в здешнем грохоте.

Или за скинхеда-металлиста приняла?

Поезд сбросил скорость, явно подкатываясь к следующей станции…

А может, она просто собирается выходить?

В любом случае, у него оставался последний шанс, последние считанные секунды. Денис встал, подступил к незнакомке сзади и, чуть наклонившись, зашептал в самое ухо:

— Ты самая прекрасная из всех, кого я только видел в своей жизни. Твои глаза ослепляют подобно взрыву сверхновой, твой запах чарует, как рассвет над лесным озером, твоя фигура вызывает зависть у эллинских богинь, твоя кожа похожа на балтийский янтарь, твои губы сводят с ума, а твои волосы разрывают формулы Кирхгофа. Позволь увидеть тебя еще раз — и я соглашусь продать душу дьяволу, если это он создал тебя такой неотразимой.

В отражении стало видно, что губы незнакомки тронула слабая улыбка, а губы что-то прошептали.

— Ты сказала, что будешь забирать душу сама? — переспросил молодой человек.

— Я спросила, что это за формула Кирхгофа? — повернула к нему голову девушка.

— Согласно закону излучения Кирхгофа, отношение испускательной и поглощательной способностей материального объекта является универсальной функцией частоты и температуры, — пробормотал заученную еще в институте формулу Тумарин.

— Универсальной функцией чего?

Поезд уже вылетал к перрону, когда незнакомка все же полуразвернулась к нему. Денис ощутил, как из-за торможения теряет равновесие, ухватился за поручень, но все-таки резко качнулся, ощутимо зацепившись за что-то курткой. Девушка опустила глаза — и возмущенно вскрикнула:

— Ах ты, урод! — Дернула его за куртку еще сильнее, со всего размаха влепила звонкую пощечину: — Подонок! — и с силой отпихнула назад.

Зашипели, открываясь, двери. Незнакомка выскочила наружу, обернулась и закричала снова:

— Гаденыш! Пес поганый! Урод! Тварь!

Двери захлопнулись, отделяя ее от Тумарина, однако девушке этого показалось мало, и, подскочив к стеклу, она, сложив свой смуглый кулачок, старательно показала ему средний палец.

Поезд тронулся и унес совершенно ошалевшего от такой выходки Тумарина дальше к центру Москвы.