Анчар сделал шаг вперед и открыл рот.

– Арчи, – сказал я мягко и строго, – иди в машину, сейчас поедем.

– Ну что ж, Алексей Дмитриевич. – Прокурор снова поднялся из-за стола, вышел ко мне и протянул руку. – Отпуск ваш закончился. – Он улыбнулся. – Провели вы его не скучно. Собираетесь домой?

– Собираюсь.

– Еще раз – извините. Передавайте мой привет и наилучшие пожелания генералу Светлову. Он ведь, насколько мне известно, не только генерал милиции, но и советник юстиции, коллега, так сказать.

Прокурор должен знать все. И, провожая меня к дверям, он выдал «посошок»:

– Генерал Светлов ваш родственник?

– Побратим, – сказал я.

Вот оно что! А я и не врубился сразу, человек из пяти букв. Такой расклад грех упустить.

И я сказал ему насчет Володи.

– Стрельцов? Нет вопроса, – чеканно отрезал прокурор. – Ошибки надо исправлять. Верно, Алекс?

Верно. Но лучше их не делать.

С тем я и вышел из кабинета. С тем мы и поехали искать Женьке новые штаны с тостером. Для светлого дома.

Дел было действительно много. И чем ближе к концу, тем больше они уплотнялись.

Мы опять перебрались втроем на виллу и занялись подъемом вражеского судна. Я довершил ту работу, что мы не успели сделать с Мещерским, и выпотрошил катер как консервную банку, не снял только двигатели.

Затем я завел за носовую утку трос, другой его конец мы прицепили к джипу и выволокли катер на берег.

Два дня мы потратили на то, чтобы залатать пробоину, поставить на место транец и привести в порядок движки.

А на третий день, захватив заправленный акваланг, отправились на катере к затонувшей яхте.

Я детально обследовал ее положение на дне и понял, что оно не безнадежно. Глубина, правда, приличная, метров десять с лишним, но яхта стояла на твердом дне, на ровном киле. И ее уже обживали морские обитатели.

Вопрос с технологией подъема решился неожиданно. Благодаря Анчаровой скупости, что ли. Оказывается, он все время, что жил на вилле, кропотливо не выбрасывал тару от всех выпитых «пепси» и «колы» и хлопотливо складывал ее про черный день за дальним сараем.

Мы до отказа загрузили катер пустыми баллонами с плотно завернутыми пробками, даже на палубе сложили, и опять пошли к яхте. Бросили якорь. И я стал нырять и закладывать внутрь яхты наше понтонное изобретение. Забивал им все, что можно: форпик, рундуки, платяные шкафы, а после просто набивал ими обе каюты, и бутылки ретиво всплывали к потолку.

Не скажу, что это было просто: погружаться без свинцового пояса с двумя-тремя пустыми пластмассовыми бутылями. Мало того, что они строптиво рвались наверх, так они еще не давали погрузиться и мне.

Но в конце концов мы приспособились: поднимали якорь катера, привязывали к нему мешок с бутылками и бросали обратно в воду, стараясь попасть поближе к яхте. Не всегда это удавалось – катер сносило, но мы доперли выбросить с палубы яхты сигнальный буй, и теперь якорь ложился точно в кокпит.

И все это время под водой мне казалось, что вот-вот мелькнет в зеленой дали изящная тень Мещерского, спешащего мне на помощь красивым стилем «дельфин». Ах, Князь, Князь!

Когда я закончил эту работу, набил судно как банку шпротами и закрыл двери кают, яхта еще не всплыла, но уже покачивалась под водой, пытаясь оторваться от дна.

Анчар призвал на помощь местных рыбаков, и они пришли на двух баркасах. Я завел под нос и корму канаты, и под «раз-два – взяли», под «майну и виру» яхта легко всплыла и осталась на поверхности, надежно зачаленная меж двух судов.