Я знал, что ночь надо потратить с толком и отвалить как можно дальше. Во мраке бывшие товарищи не пустятся за мной в погоню, но вот утром надуют лодку, налядят двухтактный моторчик и понесутся по расходящейся спирали.

Пару раз я отрубался и продолжал пересекать водные просторы на автопилоте, то есть спал на ходу. При этом видел под сомкнутыми веками фиолетовые и багровые сполохи, наблюдал то ли лучи, то ли нити, голубоватые и зеленые, трепещущие, дрожащие и даже жужжащие. Иногда они рассыпались ворохом искр, а порой какие-то светлячки, слетевшись, образовывали новые ниточки. Во сне я пытался двигаться вдоль канатика, получившегося из наиболее густого их сплетения. Если же отклонялся в сторону, то неминуемо спотыкался, хлебал полный рот тошнючей жижы и - с радостным пробуждением вас. Кстати, первым делом приходила мысль, что сон продолжается, только стал еще кошмарнее. А вторая мысль - что не зря все-таки в сказках поминается добрым словцом путеводная ниточка, проводившая Иванушку-дурачка сквозь мглистую местность.

Наступило утро, но ясности оно не прибавило. Над водами клубился туман. Как выразились бы граждане столетней давности - поднимались вредоносные болотные миазмы. Из-за тумана пейзаж искажался и размазывался. Я не понимал, где тут островок или кочка, а где просто густая водяная взвесь. Несмотря на неудобства, я был туману весьма признателен: ведь зыбкость и мнимость очертаний мне на руку и во вред тем, кто пытается напасть на мой след и накрыть сачком.

Вскоре уровень воды снизился - или, может, уровень почвы повысился - заодно сгустились заросли тростника, вначале довольно измятые паводком, а потом и вполне кондиционные. Тростник добросовестно скрывал мою фигуру, и я был ему за это премного благодарен. Я мог уже повесить автомат на шею и закинуть вещмешок на спину, заодно снять куртку, рубаху и выжать их, прежде, чем напялить снова. Ерунда, но приятно, да и рукам отдых, вернее, телесное блаженство. «Помидоры», правда, по-прежнему мокли в воде, но оставалось надеяться на их влагоустойчивость. Впрочем, скоро природный фактор окончательно смилостивился, и воды стало столько, что человек в высоких рыбацких сапогах мог пройти, как говорится, не замочив носок.

Тростник шелестел где-то уже над моей головой, там и сям попадались водяные лилии. Впечатление создавалось такое, что бандитский паводок этот уголок и не тронул вовсе. Туман немного разрядился, край неба подкрасился розовым - это солнце с усилием проталкивало сквозь влагу свои лучи. Еще немного, и я увидел кочку, если точнее - сплетение стеблей, покрытое илом, и к тому же почти сухое.

Я с радостью возложил на кусочек суши свою задницу, приговаривая, что она этого заслужила. Потом уместил и спину, дабы расслабилась. А там и ноги втянул наверх, ведь по теории в горизонтальном положении они возвращают свои силы гораздо быстрее. В конце концов, убедил я себя, если ненадолго отключюсь - минут на пять-десять - то серьезного ущерба никому не нанесу.

Когда я продрал зенки, солнце давно уже выползло из своего ночного логова и светило из дымки, довольно приятно, не обжигая кожи, не ослепляя сетчатки. Верхний слой одежды неплохо просох и превратился на радостях в грязную корку.

Мне не стало грустно за потерянное время, скорее наоборот. Я напоминал себе то самое существо, которое, появившись из грязи, вначале имело вид пластилинового мультяшного человечка, а потом получило гордое имя Адам и райский сад во владение. Ага, проклюнулось в башке, точка «Адам» - одна из тех, что, согласно Фиминой тетрадке, также создает энергетический канал… Ну отвяжись ты, надоедливая ерунда, не до тебя сейчас.

Зрительное внимание впервые привлекла жизнь животных: водомерок, похожих на каких-то чудаковатых конькобежцев, здоровенных стрекоз, смахиващих на геликоптеры с десантом инпланетян, некой голубоватой ящерки, приникшей в охотничьих целях к тростниковому стеблю, рыбки, высунувшей глазок-перископ для наблюдения надводной действительности.