| Кулл в этот момент до такой степени был увлечен этой мелодией, что ему показалось, словно и он сам запел вместе с тем чистым хрустальным голосом. В этой песне не было слов, но Кулл понимал, о чем она, и для него больше ничего не свете не существовало. Когда же мелодия стихла и он постепенно вернулся к реальности, то не смог вспомнить ни одной ноты. Осталось только ощущение чего-то необъяснимого и прекрасного.Сейчас, размышляя об этом, Кулл прислушивался к звукам за окном в тайной надежде еще раз услышать то самое пение, но ни в каких переливах птичьих голосов не смог уловить ничего похожего на ту волшебную мелодию.* * *На следующее утро Кулл поднялся позже обычного с ощущением тяжести во всем теле и будто налитой свинцом головой. Воспоминания об услышанной мелодии уже покинули его, и теперь король размышлял только о предстоящем дне, который сулил ему немало хлопот, — ведь за время его отсутствия в стране неизбежно накопилось великое множество неотложных государственных дел. Сидя на своем троне в Тронном зале, Кулл выслушивал одного за другим советников, придворных и посланников, делал распоряжения, отдавал приказы и обменивался любезностями. Когда подошел час перерыва, к Куллу приблизился Брул. Пикт с озабоченным видом глядел на короля Валузии.— Кулл, не лучше ли тебе отложить все дела на завтра? У тебя не слишком здоровый вид…— Валка! — с досадой оборвал его Кулл. — Что с того, что я вчера напился? Немного трещит голова, но из-за этого откладывать дела не будет даже простой сапожник, не то что король великой державы! Или ты забыл, кто я?— Нет, Кулл, — спокойно отозвался пикт, и глаза его холодно блеснули.Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, затем Брул повернулся и вышел из Зала Приемов. Оставшись один, Кулл задумчиво обвел глазами пустой зал, еще недавно наполненный множеством людей, у каждого из которых было какое-нибудь дело к королю — начиная от вопросов государственной важности и кончая назойливыми изъявлениями почтения. Кулл глубоко вздохнул, в который раз почувствовав, какое нелегкое бремя он на себя взвалил. Варвару, с детства привыкшему к суровой и полной лишений жизни, до сих пор по душе было спать на голой земле под рокот волн и крики диких зверей, мчаться во весь опор на взмыленном коне и отчаянно рубиться в яростной схватке, а не восседать на мягком роскошном троне в окружении льстивых придворных. Но что делать — он король, как только что напомнил об этом Брулу, лучшему Другу, с которым не раз приходилось вместе быть на волосок от смерти.«Зря я его обидел, — подумал Кулл, устало закрыв глаза. — А все потому, что я должен сидеть на этом троне, а не сражаться с врагами. Так где же теперь настоящий я — в боях и походах, когда мне приходилось не раз ощутить преданность Брула и цену нашей дружбы, или здесь, в этом дворце, где я могу отослать его прочь, как какого-нибудь надоевшего мне безмозглого советника?»Его размышления прервал слуга, склонившийся перед Куллом в глубоком поклоне:— Ваше величество, пикт Тору, доверенное лицо Ка-ну, испрашивает вашей аудиенции.Кулл кивнул, и через несколько мгновений в зал вошел худощавый человек небольшого роста и вежливо, но с достоинством поклонился. Это был один из лучших шпионов Ка-ну, он часто бывал во дворце Кулла. Официально он занимал какую-то незначительную должность, но на самом деле неусыпно выполнял свою основную функцию — подслушивать и подглядывать везде, где только можно, дабы вовремя предупредить и пресечь какие-нибудь возможные козни против короля. Тору обладал удивительными способностями: двигаться абсолютно бесшумно, проходить через любые посты стражи, оставаясь незамеченным, находиться одновременно в нескольких местах и слышать даже сквозь толстые каменные стены. Кулл в глубине души немного побаивался этого молчаливого человека с непроницаемым лицом и немигающим взглядом, но все же проникся к нему доверием после того, как Тору несколько раз блестяще доказал свою преданность Ка-ну, пославшему его охранять владыку Валузии, — а значит, и преданность самому Куллу. |
