Барсак, естественно, был недоволен, но приходилось молчать. Истиолог был его богом и повелителем и не было способов, с помощью которых дано ему было приподнять ногу, наступившую прямо ему на горло.

Он целые ночи напролет проводил без сна, обдумывая, как сгубить этого хозяйничка цирка, но каждый раз будто погружался в ванну, весь покрываясь испариной, когда снова со всей неизбежностью осознавал свою неспособность ни к какому решительному действию.

Истиолог завладел им. Истиолог повелевал им, как хотел, а он хорошо служил Истиологу.

И чем дальше двигался странствующий цирк по обширному материку, тем больше богател Истиолог. Он хорошо обращался с Барсаком, часто покупал ему новую одежду, вкусно и сытно кормил. Но работу Барсак выполнял рабскую, ибо и был по сути рабом. Неделя проходила за неделей, из недель складывались месяцы.

И все же Барсака никогда не покидало желание узнать, как там «Дивэйн» обходится без него на краю Галактики, какова судьба Зигмунна, ради которого он поступился и работой, и даже своей профессией. Часто вспоминалась ему и уже давно мертвая девушка Касса. А каждая встреча с глауранцем в серебряной маске невольно наводила на размышления о Культе Волшебницы, о мертвой планете Азонда, куда отправился его побратим.

Пришла зима, а вместе с нею и много снега. Истиолог решил, что пора возвращаться в Мильярд и жить с летних барышей. По дороге в Мильярд они несколько раз останавливались в небольших городах, чтобы однодневными выставками скомпенсировать расходы на пропитание своих многочисленный тварей. Барсам устало помогал упаковывать и распаковывать ящики. Он уже почти что полюбил это сборище чудовищ, хотя и отдавал себе отчет в том, что любая из этих тварюг с радостью прикончила бы его при первой же предоставившейся возможности. Он истово молился о том, чтобы благодаря какой-нибудь счастливой случайности вырвалась бы на волю ядовитая дождевая жаба и укусила Истиолога. При этом было совершенно исключено, чтобы он преднамеренно выпустил ее с целью погубить своего господина.

Когда караван наконец возвратился в Мильярд, зима там уже была в полном разгаре. С той злополучной недели отстоя «Дивэйна» на Глаурусе прошло уже семь месяцев. Барсак похудел, под глазами легли глубокие тени, но он оставался все таким же упрямым и только сеть гипнотических повелений удерживала его.

Но теперь в чертах его лице уже можно было прочесть и приметы отчаяния, такие же, какие он увидел на лице давно уже теперь мертвой Кассы. Он зачастил в опасные районы города, надеясь на то, что случайная смерть положит предел его страданиям, и часто заходил выпить в тот самый бар, где познакомился с Кассой, занимая столик подальше от стойки и топя свое горе в гордом одиночестве.

Однажды, в самом конце зимы, когда он пропивал в этом баре одолженную трешку, открылась входная дверь, и на пороге показалась фигура в серебряной маске последователя Культа Волшебницы.

Инстинктивно все посетители бара тотчас же замкнулись в себе, надеясь остаться незамеченными, и пока приверженец Культа стряхивал снег со своей шапки, только Барсак без всякого страха глядел на него. Он подтянул к своему столику еще один стул, открыто приглашая нового посетителя к своему столику.

5

Едва переступив порог бара, приверженец Культа остановился и пепельно-серыми глазами, спрятанными за верхним краем маски, внимательно оглядел комнату, затем хладнокровно прошел мимо беспорядочно расставленных столиков и расположился на стуле, предложенным Барсаком.

– Закажите две порции покрепче, – тихо произнес последователь Культа Волшебницы.

Барсак жестом просигналил бармену, чтоб тот принес еще две кружки подогретого вина, которое он пил в тот вечер. Бармен с опаской подошел к их столику, быстро поставил вино и тотчас же попятился назад, подальше от слуги Культа, даже не осмеливаясь потребовать причитающиеся ему деньги.