Это все, что у него было, не считая рубахи и штанов. Он простился со всеми односельчанами и в последний раз окинул взглядом хижины, беспорядочно разбросанные у подножия высоких утесов, над источником, питаемым водами реки, а затем двинулся в путь со своим новым учителем по крутым лесистым склонам гор, сквозь листву и тени красочной осени.
2. Тень
Гед думал, что ему, как ученику мага, сразу же откроются все тайны волшебства. Он был уверен, что мгновенно начнет понимать, о чем говорят звери и о чем шепчутся листья в лесу, что ветер стихнет, стоит только произнести магическое слово, и что в любую минуту он обернется кем ему захочется. Он надеялся, что они с учителем, превратившись в оленей, помчатся через горы или на орлиных крыльях перелетят в Ре-Альби, но в действительности все оказалось не так. Сначала они долго спускались в Долину, а потом стали обходить гору, двигаясь на юг, затем на запад. Им давали приют в маленьких деревушках, а иногда они ночевали под открытым небом, как странствующие колдуны, или медники, или просто нищие. Врата таинственного царства так и не отворились. Все было как обычно. А дубовый посох мага, на который Гед поначалу посматривал со страхом и благоговением, оказался простой толстой палкой, помогающей Огиону ходить по горам.
Прошли три дня, за ними еще четыре, а Гед так и не услышал от Огиона ни одного волшебного слова — он ничему не научил его: ни именам, ни рунам, ни магическим заклинаниям.
Огион, человек крайне молчаливый, всегда так мягко и спокойно разговаривал с Гедом, что тот вскоре перестал робеть и через несколько дней осмелел настолько, что решился задать вопрос:
— Учитель, когда начнется мое учение?
— Оно уже началось, — ответил Огион.
Наступила пауза — Гед досадовал, что так и не спросил того, что собирался. Наконец он осмелился:
— Но я ведь еще ничему не научился.
— Ты просто не понял, чему я учу, — сказал маг, продолжая идти своим размеренным шагом по тропе на высоком перевале между Оварком и Уиссом. Огион был темнокожим, как большинство местных жителей, лицо его было цвета темной бронзы. Седой, тощий, голенастый и жилистый, как пес, он не знал усталости. Говорил он мало, ел тоже мало и спал немного. У него был острый слух и острое зрение и привычка все время к чему-то прислушиваться.
Гед ничего ему не ответил — не так-то легко сразу не растеряться и ответить магу.
— Тебе хочется заниматься волшебством, — вдруг сказал Огион, не сбавляя шагу. — Ты испил уже довольно много водицы из этого колодца. Подожди немного. Зрелость — это терпение. А мастерство — девятикратное терпение. Скажи, что за трава растет там у дороги?
— Бессмертник.
— А вот эта?
— Не знаю.
— Это четырех листник.
Огион остановился и медным наконечником посоха указал на неприметную сорную травку. Гед внимательно посмотрел на растение и, нагнувшись, оторвал от него сухую семенную коробочку, а поскольку Огион замолк, спросил его:
Учитель, а какая от него польза?
— Никакой, насколько я знаю.
Гед еще некоторое время нес сухую коробочку в руке, потом выбросил.
Когда ты будешь представлять, как выглядит это растение во все времена года, какие у него корни, листья, семена, как пахнут его цветы, только тогда, уяснив его естество, ты сможешь узнать его настоящее название. Это гораздо важнее, чем его польза. Ну, а что, скажи, за польза от тебя? Или от меня? А какая польза от горы Гонт? Или, например, от Открытого Моря?
Они прошли еще с полмили, и Огион сказал:
— Чтобы научиться слушать, надо научиться молчать.
Гед помрачнел. Ему было досадно, что он выставил себя глупцом перед Огионом, но он ничем не выдал своей досады и раздражения и решил, что послушанием скорее заставит мага чему-нибудь его научить. |