Вскоре после этого красная портьера опять отодвинулась, и в комнату, медленно шествуя рядом со Старым Гвидо, вернулся Старый Никколо. Вслед за ними шли оба двоюродных деда в мантиях, а за ними Доменико. Совсем как торжественное шествие. Все смотрели прямо перед собой, и было ясно, что каждый погружен в свои тревожные мысли. Дети — все четверо — встали, стряхнули крошки и присоединились к процессии. Паоло оказался в паре со старшей девочкой; он тщательно избегал смотреть на нее. В полном молчании они проследовали к парадной входной двери дворца, к которой уже подъезжали готовые принять их кареты.

Первой подъехала карета Петрокки с четырьмя черными конями в подтеках и каплях от дождя. Тонино еще раз придирчиво оглядел кучера, очень надеясь, что ошибся на его счет. По-прежнему лило как из ведра, и одежда на нем насквозь промокла. Его рыжие, как у всех Петрокки, волосы стали пепельно-ржавыми от влаги под мокрой шапкой. Когда он нагибался, его била дрожь, а глаза на бледном лице смотрели вопрошающе, словно ему не терпелось услышать, что сказал герцог. Нет, кучер у Петрокки был, что и говорить, самый настоящий. Кучер Монтана, подъехавший следом, глядел в пространство невидящим взглядом, не обращая внимания ни на дождь, ни на своих пассажиров. Тонино признал, что у Петрокки выезд лучше.

Глава четвертая

Карета покатила домой, и Старый Никколо, откинувшись на спинку сиденья, сказал:

— Герцог — человек очень добродушный. Да, очень. Возможно, он вовсе не такой простофиля, каким кажется.

— Когда мой отец был еще мальчиком, — отозвался дядя Умберто, и голос его прозвучал мрачнее мрачного, — его отец бывал во дворце еженедельно. И принимали его там как друга.

— Но мы, по крайней мере, продали несколько сценических эффектов, — робко вставил Доменико.

— Это как раз то, — отрезал дядя Умберто, — что меня только огорчает.

Тонино и Паоло взглянули друг на друга, недоумевая, что их так угнетает, этих взрослых. Старый Никколо заметил их переглядывание.

— Гвидо Петрокки хотел, чтобы его противные дочки присутствовали при нашем совещании с герцогом, — сказал он. — Я не…

— Бог ты мой! — перебил его дядя Умберто. — Кто же слушает этих Петрокки!

— Да, но нужно доверять своим внукам, — сказал Старый Никколо. — Послушайте, мальчики, дела в старой Капроне, по всей видимости, принимают плохой оборот. Три государства — Флоренция, Пиза и Сиена — опять объединились против нее. Герцог подозревает, что они наняли некоего колдуна, чтобы…

— Ха! — воскликнул дядя Умберто. — Наняли Петрокки!

— Дядя, — вмешался Доменико, который внезапно набрался храбрости, — по-моему, Петрокки не больше предатели, чем мы!

Оба старика смерили его уничтожающим взглядом. Доменико съежился.

— Дело в том, — продолжил Старый Никколо, — что Капрона уже не то великое государство, каким было прежде. И тому, без сомнения, есть много причин. Но мы знаем, и герцог знает — даже Доменико знает, — что каждый год мы творим чары для защиты Капроны, и каждый год сильнее, и с каждым годом они дают все меньший эффект. Что-то или кто-то, без сомнения, истощает нашу силу. Потому герцог и спрашивает, что еще мы можем сделать. И…

— И мы сказали, — со смехом перебил его Доменико, — что найдем слова «Капронского Ангела».