Чувствуя беспокойство и волнение, она вернулась в свой фургон, обойдя палатку Гедеона. Слабый свет керосиновой лампы, которую там оставил Фэрли, пробивался наружу, но тени не было видно, и неясно, спит Гедеон или еще нет. Мэгги взошла по ступенькам в свой фургон и тихонько притворила за собой дверь.

Она переоделась в ночную рубашку и передвинула лампу вместе с подставкой поближе к кровати. За несколько недель, проведенные здесь, она уже более-менее привыкла к ярко-алому покрывалу кровати и подушкам с золотыми кисточками и не думала о том, как они выглядят, как выглядит она сама, облаченная в длинную белую ночную рубашку, лежа в постели и откинувшись на подушки, держа на коленях хрестоматию по английской литературе. С тех пор, как среди кэрни появилось неписаное правило — без крайней нужды не открывать чужую дверь и не откидывать полог чужой палатки, закрытый на ночь, можно было не опасаться неожиданных посетителей.

У нее вошло в привычку читать перед сном обычно старые, полюбившиеся ей вещи, собрания стихов, короткие рассказы и очерки. Она уже погрузилась в чтение длинной поэмы, когда услышала стук в дверь и рассеянно ответила: — Да?

— Я бы хотел обсудить с вами ваше предложение, — начал Гедеон, шагнув внутрь.

Довольно долго Мэгги пыталась сообразить, о каком предложении идет речь. Она едва ли была застенчивой и робкой женщиной, но даже при неярком свете керосиновой лампы можно было заметить смятение в ее глазах, и, внезапно осознав, как она выглядит в полупрозрачной ночной рубашке, она сразу все вспомнила.

— О, ты имеешь в виду одеяла?

Частью своего сознания Гедеон попытался проанализировать, что именно привлекает его в этой загадочной женщине. Это не была красота, подумал он. Обычно женская красота не производила на него особого впечатления с тех пор, как он открыл для себя, что самое ценное, как правило, находится глубоко внутри, спрятанное от поверхностного взгляда. Хотя сейчас, в данный момент, он не был так уж в этом уверен. На Мэгги была белая ночная сорочка с глубоким треугольным вырезом на шее, от талии вниз шли прозрачные кружева, под которыми просвечивала коротенькая белая юбка. Она слегка подогнула колени, чтобы поддерживать книгу, длинные волосы свободно ниспадали на плечи, часть лежала на груди свободными шелковистыми прядями.

Довольно необычная, кричащих цветов, даже безвкусная кровать сейчас выглядела почему-то совершенно иначе. Ярко-алое покрывало казалось теперь более глубокого цвета, а золотые кисточки на подушках были как бы яркими всплесками, сочетавшимися с цветом покрывала. Мэгги лежала в центре, как какой-нибудь редкий драгоценный камень.

Гедеон не мог оторвать от нее взгляда. Ему трудно было бороться со своим желанием.

— Одеяла? — повторила она. Гедеон откашлялся.

— Да, правильно, одеяла.

— Верхняя полка гардероба.

Он сделал шаг, намереваясь обойти одну из ножек кровати и направиться к гардеробу, но неожиданно осознал себя сидящим на постели рядом с ней.

Мэгги посмотрела на него серьезно, слабая краска залила ее щеки, в голосе слышалась легкая хрипотца, когда она заговорила.

— Я не думаю, что это хорошая идея.

— Это кажется хорошей идеей, — пробормотал он, протягивая руку, чтобы прикоснуться к ее щеке. — Я хотел поцеловать тебя с того самого момента, как ты впервые повернулась и посмотрела на меня.

— Это все, чего ты хочешь? — прошептала она. — Поцелуя?

— Тебе лучше знать, но для начала я, наконец, решусь на это.

Мэгги не сопротивлялась и не протестовала. Как только его губы коснулись ее она поняла, что очень хотела этого, почти испытывала в этом нужду.