— Нет, это была магия! — настаивал маркиз. — А когда я взглянул на тебя, я подумал, что ты появилась из сновидения.

— Ты подумал, что я была молочницей!

— Я просто пытался убедить себя в этом, — ответил он, — но мне следовало бы понять тогда, что ты околдовала меня волшебными чарами, и мне никуда от них не деться.

Гермия положила голову ему на плечо.

— Если я и колдунья, я становлюсь ею только тогда, когда ты целуешь меня, и я хочу, чтобы ты целовал меня вновь и вновь, вечно.

Маркиз не отвечал.

Он лишь целовал ее, и она думала, что не может быть ничего более захватывающего, более восхитительного, чем чувства, которые он пробуждал в ней, или которые — она ощущала — Она вызывает в нем.

Лишь когда голос вернулся к ней, она сказала:

— Я не верю, что это… правда. Я никогда не думала, что ты сможешь… даже на мгновение полюбить меня, как я… люблю тебя.

— Когда ты приехала в лес, чтобы очень плохо разыграть передо мной роль, — сказал маркиз, — я уже знал, что ты и есть та, которую я искал всю мою жизнь, и что я никогда не потеряю тебя.

Гермия покраснела.

— Ты догадался, что я тогда… лгала?

— В этом у меня не было сомнения, — ответил маркиз, — даже если бы я не знал уже тогда, что твоя кузина не может сидеть рядом с умирающей деревенской бабушкой, уж не говоря о том, чтобы вынести раненого человека из леса, принадлежащего Дьяволу!

— Она… она очень стремится… выйти за тебя замуж.

— Я никогда не женился бы на ней! — ответил маркиз. — Я, по сути дела, решил никогда не жениться!

— Твоя сестра рассказала мне об этом.

— Но против магических чар у меня, конечно, нет защиты.

— Не говори так, — быстро сказала Гермия. — Я не хочу, чтоб ты думал, что я пыталась завлечь тебя или заставить сделать что-то, чего ты на самом деле не хочешь.

Маркиз снова притянул ее к себе.

— Я женюсь на тебе потому, что жажду тебя, — ответил он, — и я убью любого мужчину, который попытается отобрать тебя.

Гермия мгновение подумала и затем сказала:

— Но… ты привез меня в Лондон, чтобы я… могла встречаться с другими мужчинами.

Руки маркиза крепче сжались вокруг нее.

— Я знал, что люблю тебя, — сказал он, — я знал, что ты принадлежишь мне, но я давал тебе справедливый шанс, если ты предпочтешь кого-нибудь другого. Я делал это не ради тебя, но ради себя.

Он видел, что Гермия затрудняется понять его.

— Видишь ли, моя дорогая, будучи настолько разочарованным, я считал всех женщин одинаковыми: готовыми продать себя по самой дорогой цене, стремясь лишь к положению в жизни, которое я мог дать им, а не ко мне как к человеку.

— Мне нужен только ты! — торопливо сказала Гермия. — Я желала бы, чтобы ты был не маркизом, а просто обычным человеком… тогда я смогла бы показать тебе, как я заботилась бы о тебе и любила бы тебя.

Она подвинулась чуть ближе к нему и добавила:

— Ты бы понял тогда, что моя любовь такая же, как любовь моей мамы к папе, а все остальное не имеет значения.

Маркиз улыбнулся.

— Я понял это, когда был в доме викария, — сказал он. — Я никогда не видел людей, настолько счастливых, как твои отец и мать, и когда я понял, как вы бедны и как радуетесь даже малым подаркам жизни, я был почти уверен, что и ты такова же, но все же должен был в этом убедиться.

— Но предположи… просто предположи, что я пообещала бы выйти замуж за лорда Уилчестера… или кого-либо… подобного ему?

— Тогда я потерял бы тебя, — ответил маркиз, — потому что я знал бы, что ты, считая, что я не женюсь на тебе, предпочла любви деньги и положение.