А сказать по правде, мои мысли были такими мимолетными, незначительными, что я сам не знал, то ли я слышу, то ли мне мерещится. Кто я такой, чтобы судить о своем состоянии ума?

Но идея не отступала. Это не здание Грэмери было живым, а душа тех, кто жил в его лоне, впиталась в стены, в потолок, в пол, заключенная, как энергия в батарейке, так что со временем здание стало похоже на живое существо. Пока эта жизнь не заразилась, пока ее не разъел рак других, нечистых влияний. И я не сомневался, что разложение началось, когда в коттедж впервые ступил синерджист.

Со смертью Флоры энергия, заключенная в Грэмери, поникла, начала загнивать. Только наш приезд (а точнее, появление Мидж) задержал этот процесс и даже привел к омоложению. Так говорил мне беззвучный голос, и я верил. И отчасти был прав.

Я прокашлялся и торопливо проговорил:

– Черт возьми, где я оставил ключи?

Слова прозвучали как‑то сдавленно, и Мидж крепче сжала мои руки.

– Возможно, наверху. Боже, как тут холодно! – сказала она и, словно от озноба, поежилась.

Но я взмок. Меня вдруг осенило, что мы ощущаем, как лихорадит сам Грэмери.

От раздавшегося наверху треска Мидж бросилась в мои объятия, и за звуком рушащейся кладки я еле расслышал ее крик. В нашу часть кухни ворвалось облако пыли. Мы догадались, что произошло, как по запаху вы узнаете, что убежало молоко. Тем не менее мы бросились взглянуть и замерли в проходе среди кружащейся пыли.

Балка в конце концов не выдержала и рухнула на плиту, а вместе с ней обвалилась значительная часть кладки. В помещении повисло облако пыли и еще слышались отголоски обвала, и закопченная зияющая рана в дымоходе напоминала темную сердцевину Грэмери, разрыв в каменной плоти, открывший черную внутренность.

– Нет, неправда, вовсе не похоже! – закричала Мидж, и я понял, что у нее возник тот же образ. Ее лицо выражало такую жалость и отвращение, будто она обнаружила, что ее любимый дядюшка оказался растлителем малолетних.

Я оттащил ее; мне не терпелось убраться отсюда, очутиться как можно дальше от этого коттеджа и как можно скорее. Мы убежали из синерджистского Храма лишь для того, чтобы узнать, что и здесь для нас нет убежища; коттедж стал союзником серого дома, пособником зла, что царило в том пагубным месте. Запутался я или схожу с ума – я не понимал, что со мной; единственное, в чем я был уверен, – что дальше будет еще хуже.

Мы услышали, как под ковром трещат доски, и поспешили наверх. Вдруг треснуло так громко, что я подумал, что сейчас провалюсь, но меня удержал сам ковер, и мы продолжили путь, а Мидж осторожно перешагнула опасную ступеньку. Я по пути щелкнул выключателем, и свет как будто поколебался, прежде чем загореться на полную мощность. В круглой комнате запах стоял почти гангренозный, а со стен капала влага. Но я не потрудился остановиться и обдумать это.

Ключи от машины лежали на кофейном столике, и я схватил их.

– Возьми все, что нужно, из спальни, Мидж, и поскорее. Я не хочу задерживаться здесь ни на минуту дольше необходимого.

Она не ответила и тут же исчезла в спальне, дав мне время осмотреться вокруг. Меня не обрадовала черная плесень, образовавшаяся на стенах под потолком, она шла вниз крупными пятнами, как будто Мидж заляпала стены своей самой толстой кистью. И еще интереснее были вздутия на ковре: половицы под ним покоробились, местами края вспучились, как будто оттуда пытались прорваться кроты, но столкнулись с прочным покрытием.

– Майк!

Я моментально оказался в спальне.

– О нет!..

Там, где когда‑то в стене была трещина толщиной в волос, теперь от пола до потолка красовался разлом в дюйм толщиной. Мне представилось, что снаружи через него проглядывает ночь.