Мидж первая протянула руку к ключам и взяла их так почтительно, что можно было подумать, это ключи от королевства.

– Прекрасно, – сказал я Бикклшифту. – Так как туда попасть?

Он вкратце начертил нам план, который был довольно прост, если не прозевать маленький поворот (что он особенно подчеркнул). И мы отправились.

– Хорошо, – сказал я, руля по извилистой проселочной дороге; балдахин листвы наверху затенял солнце и охлаждал воздух. – Однако я так и не понял...

Мидж с любопытством взглянула на меня, но на самом деле поняла – о, прекрасно поняла, – что я имею в виду.

– Ты ведешь себя так, словно уже влюблена в это место. – Тыльной стороной руки я похлопал по баранке. – Ну‑ка, Мидж, признайся. Что в тебя вселилось?

Она запустила руку мне в волосы и легонько дернула, и все же ее голос был несколько рассеянным.

– Просто ощущение, Майк. Нет, скорее убеждение, что дом окажется именно тем, что нужно для... для нас.

Легкая запинка не осталась мною незамеченной.

– Тогда почему у меня нет того же ощущения?

Она снова обернулась ко мне, ее глаза светились юмором.

– О, вероятно, потому что все места, откуда не дойти пешком до паба с закусочной и кино, тут же кажутся тебе нецивилизованными.

Это меня задело.

– Ты знаешь, я так же хочу уехать из города, как и ты.

Она коротко рассмеялась.

– Наверное, не совсем так, ну да ладно, признаю: с некоторых пор твои пристрастия изменились. Впрочем, не уверена, что к этому не имеют отношения жалобы наших соседей.

– Да, согласен, мне понадобится место, где можно играть, когда захочу, и так громко, как захочу, но дело не только в этом. Мне тоже не очень нравится их шум.

– Мне тоже. И уличное движение, пыль...

– ...И толкотня...

– ...И суета...

– ...Давай, смоемся от всего этого! – хором прокричали мы, сдвинув головы.

Кончив хихикать, Мидж сказала:

– Впрочем, верно. Иногда мне кажется, что весь город сейчас сам по себе рухнет.

– Может быть, ты и права.

Я был занят высматриванием поворота налево, о котором предупреждал Бикклшифт.

– Понимаю, это странно, – продолжила она, беря с коленей листок, что оставил нам агент, – но, когда в воскресенье я смотрела объявления, это словно само бросилось в глаза. Я не могла сосредоточиться ни на каких других, глаза сами возвращались к нему. Словно все остальное было не в фокусе.

Я протяжно застонал:

– Мидж, Мидж, надеюсь, ты не разочаруешься.

Она, не отвечая, смотрела прямо вперед. И вдруг мне захотелось развернуться и поехать туда, откуда мы приехали, дальше и дальше, прямо в задымленный старый город. Холодок предчувствия? Да, думаю, так оно и было. Но тогда подобные вещи были мне непривычны, и я подумал, что причиной всему лишь ожидание переезда за город. Возможно, Мидж была права: я еще не подготовился к жизни в маленьком домике в лесной глуши.

Конечно, я продолжал ехать вперед. Каким же дураком я бы показался, если бы развернулся! Какие доводы я бы привел? Я достаточно сильно любил Мидж, чтобы переломить себя, и знал, что все, что хорошо для нее, в конце концов становится хорошо и для меня. Я восхищался ее привязанностями и идеалами и без излишней гордости могу сказать, что и самому мне было бы неплохо перенять кое‑что из них. У меня было слишком много милых привычек, но мало правильных. А она создавала правильные привычки.

Поворот, который я высматривал, скоро возник, и агент оказался прав – его было легко проскочить. Я снизил скорость чуть ли не до нуля, чтобы совершить крутой поворот. Наш «фольксваген‑пассат», заняв почти всю проезжую часть, набрал скорость, и мы снова углубились в лес.