— Лучше умереть мучеником, чем жить изменником.

— Тогда вы пройдете через все страдания приговора. Я помолюсь за упокой вашей души.

— Сделайте это, и вы наверняка отправите меня в ад. — Весли повернулся к палачу и осенил его крестом. — Я прощаю вас за то, что вам предстоит сделать.

— Не волнуйтесь, сэр, вы не потревожите моего сна, — у палача был глубокий голос, приглушенный колпаком, с акцентом жителей восточной части Лондона.

Весли было бы интересно узнать, о чем думает этот человек, чем занимается в то время, когда не казнит людей. Может быть, останавливается в Уайт Харте, чтобы выпить эля, сидит там, откинувшись на спинку стула, и угощает своих закадычных друзей страшными рассказами.

Гигант снял с Весли грязную мантию и рубашку. Холодный воздух пощипывал кожу на его обнаженной груди и руках. Вздох пронесся среди женщин то ли от вида свежих рубцов, оставленных пытками, то ли от облика крепкой мускулатуры его живота и груди — он не мог точно сказать.

Палач выбросил одежду из повозки. Женские руки сцепились в борьбе за нее. Хокинс поморщился, услышав треск рвущейся материи, пронзительные спорящие голоса. Каждый клочок его мантии и рубашки будет продан как святая реликвия. Палач рассматривал ремень Хокинса через разрезы своего колпака. Сделанный из тисненой кожи в несколько слоев, он служил ему уже много лет. Это была прекрасная вещь: внутри ремня было несколько потайных водонепроницаемых отделений, в которых он носил поддельные документы, секретные послания и деньги, когда они у него были. Сейчас ремень был пуст.

— Возьмите его, если хотите, — сказал Весли.

Гигант пожал плечами.

— Слишком короток для моей талии, — он взялся за петлю.

Толстая веревка надавила на плечи Весли, скрученная пенька поцарапала ему шею. Палач спустился с повозки. Весли напрягся. Он понимал, что мул может двинуться в любую минуту.

Палач поднял руку, чтобы шлепнуть животное и заставить его двинуться вперед. Четыре женщины, которых Весли помнил по тем временам, когда был кавалером короля, украдкой пробрались поближе к повозке. Он знал, что они намеревались броситься вперед и повиснуть на его ногах, чтобы ускорить удушение; таким образом, остальную часть приговора пришлось бы приводить в исполнение над трупом. Сбоку от толпы он увидел пятерых верховых в масках. Люди Кромвеля, судя по их кожаным дублетам и пристегнутым к седлам алебардам. В течение многих лет эти подлецы прятались среди роялистов и благоразумных, честных людей. Весли пытался возненавидеть круглоголовых (Круглоголовые — презрительная кличка сторонников парламента (по характерной форме стрижки), распространенная среди роялистов.), но не смог. Они поддерживали республику, искренне заботясь о порядке и справедливости, как они это понимали. Но за десять лет Кромвель сделал из них мясников.

Человек в мантии, который пробирался через толпу, наконец-то добрался до шерифа. Они стали горячо о чем-то спорить, резко и сердито жестикулируя. Хокинс вдохнул в себя запахи весны: аромат молодых листьев и свежескошенных полей, благоухание цветущих деревьев, доносящееся из фруктового сада за холмом, запах Тибурнского ручья, слишком свежий по сравнению со зловонием сточных вод Темзы.

Даже самые неутешные плакальщицы притихли в тот момент, когда на осужденного набросили петлю. Стало слышно, как где-то поблизости чирикает птичка, жужжат пчелы. Ребенок вскрикнул и затих. Заржала лошадь. Какой-то человек издал звук, похожий на кашель. Настало время для последнего слова.

Целыми днями Весли репетировал свою возвышенную речь. Он расскажет этим людям правду так проникновенно, что она западет в души. Его слова войдут в историю. Однако Хокинс не мог вспомнить ни одного слова из своей замечательной речи. Это был момент, когда паника овладела им, как будто какое-то чудовище выпрыгнуло из темноты и вцепилось когтями в его душу.