Так что они или поедут все вместе, или останутся здесь среди скал под охраной туранцев до тех пор, пока к тем не подойдет подмога.

Глава 4

Западный горизонт проглотил солнце. В небе погасли последние солнечные лучи. Пики Кезанкийских гор окрасились пурпуром, а потом стали серыми в свете звезд. Обычный туман затянул вход в долину Повелительницы Тумана, когда Махбарас спустился к своей палатке. По крайней мере, он смог убедить себя, что этот туман — порождение ночи, а не колдовских чар.

Он был встревожен и продолжал бороться с запавшими в память старинными историями о могучей магии, скрывающейся в горах, — магии, которой Повелительница, увы, владела не так уж хорошо. Впервые капитан услышал эти истории еще в детстве от своей няни, а позже узнал и другие версии, так, что теперь он сомневался, что эти рассказы были всего лишь фантазиями старой женщины.

К тому же ему ничего не оставалось, как отдавать приказы другим, и люди выполняли их, так как иначе их могли изгнать из долины, а то и заколдовать. Хотя Махбарас сомневался, что сам он снова увидит Кезанкийские горы, он решил не бросать своих людей и не пытаться сбежать. В эту ночь он ляжет спать пораньше, чтобы быть готовым выполнять свои обязанности на следующий день.

* * *

Когда на небе зажглись звезды, скалы стали остывать. В расщелине зашевелились лошади. Сверху упал камешек, потом еще два. Потом один за другим оставшиеся в живых афгулы спустились вниз.

Один из них обмотал раненую руку тюрбаном убитого товарища. Черные бусинки крови застыли на его \ нижней губе, которую он прикусил, чтобы не кричать от боли.

Афгулы собрались вокруг Конана. Глаза их сверкали. Они заплели свои бороды и заткнули их в складки одежды, потом обмотали тканью шею и нижнюю часть лица. Это означало, что они клянутся победить или умереть.

Конан же не давал никаких клятв. Он хотел найти какой-нибудь другой выход, и не в его духе было воевать ночью.

— Тот, у кого осталась вода, пусть отдаст ее лошадям, — приказал Конан. — Из луков не стреляйте, пока не сможете хорошенько разглядеть мишень. В первую очередь убивайте лошадей, а не всадников.

Афгулы закивали. Конан сильно сомневался, что говорит им что-то, о чем они еще не знают. Его спутников не нужно было успокаивать, и киммериец это знал. Но предводитель афгулов всегда говорит речь перед битвой, собрав своих людей, хотя бы для того, чтобы доказать, что страх не сковал его язык.

— Если нам придется разделиться, мы встретимся в Оазисе Девственницы. — Конан сказал, на каком примерно расстоянии находится оазис, и объяснил ориентиры, а потом спросил: — Вопросы?

Заговорил Фарад.

— Да, есть вопросы. Как же случилось так, что боги занесли женщину в пустыню, и при этом она осталась девственницей?

— Один раз давным-давно произошло нечто подобное, или, по крайней мере, я так слышал, — ответил Конан. — Люди тогда были не то, что теперь, в наше время, и, конечно, среди них не было афгулов.

Все рассмеялись непристойной шутке. Смех подхватило эхо. Конан поднес палец к губам, призывая к молчанию.

— Не все туранцы спят, и не все, кто бодрствует, дураки. Скорость и тишина, или мы составим компанию нашим погибшим товарищам.

Афгулы молча кивнули и вернулись к своим лошадям.

* * *

На скалах остались только мертвые. Они сжимали рукояти своих кинжалов, воткнутых им под ребра, по обычаю афгулов. Суровые боги этой суровой земли знали, что сердца их пронзила своя же сталь.