Ужасная судорога сотрясла изувеченное тело зверька. Жалобно визжа, лисица несколько раз дернула головой, стукнулась ею о столб и бессильно обвисла на деревянных кольях, пронзивших ее тело. Свет погас в глазах зверька.
Несколько секунд Соня стояла на сумрачной поляне как громом пораженная. Затем она повернулась и бросилась бежать прочь по лесной тропинке.
Аресса выслушала рассказ своей неожиданной посетительницы совершенно спокойно, даже невозмутимо. Когда Соня замолчала, митрианская-первосвященница еле заметно сморщила свой гладкий белый лоб.
— Как, ты говоришь, она назвала меня, твоя мертвая лисица? Не живая, не мертвая? Что ж, она права! Она совершенно права, Соня! Я готова к смерти. Жизнь давно утратила для меня всякую ценность. Я не испытываю страха перед смертью, как не испытываю и любви к жизни. Но поскольку я все-таки еще жива, то и мертвой меня считать пока что рано…
— Она сказала еще, что ты — не человек,— отважилась напомнить Соня. Своеобразное мужество жрицы поневоле наполняло душу Сони уважением к этой странной женщине.
— Я человек,— твердо заявила Аресса.— Здесь твои драгоценные зверобоги прискорбно ошиблись. Я не зверь и не чудовище… Но я — человек. У меня душа человека! — В светлых глазах Арессы сверкнуло пламя.— Что касается моего пола… Они послали тебя, чтобы ты увидела,— так смотри! Еще никто, кроме моей матери и моего несчастного отца, не видели того, что я намерена показать тебе!
Аресса медленно поднялась со своего трона и величавым движением поднесла точеные руки к золотым пряжкам, скрепляющим ее тунику на .плечах. Мгновение — и белоснежное одеяние упало к ногам Арессы. Обнажилось ее тело, безупречно сложенное, с бархатистой кожей, не знавшее загара, тщательно ухоженное, умащенное драгоценными ароматическими маслами. Не тело, а произведение искусства…
Соня, знавшая толк в разных косметических ухищрениях, оценила это с первого взгляда. Только ценой очень больших усилий можно было добиться такого совершенства кожи.
Однако… Соня не верила собственным глазам. У этого прекрасного, как мраморное изваяние, тела отсутствовали какие-либо признаки пола! Оно было совершенно гладким и не принадлежало ни женственному юноше, ни крепко сложенной девушке. Вообще ничего!
— Но ведь такого не бывает! — не сдержала Соня удивленного возгласа.
Аресса, не смущаясь своей странной наготы, пожала плечами. Это был поистине царственный жест, и Соня невольно залюбовалась ею.
— Я родилась такой,— негромко сказала Аресса,— Не знаю, какие чары, какое чудовищное проклятие были наложены на нашу семью. Над нами всегда что-то тяготело… Ни мой отец, ни мой дед не доискивались до причины всех этих странностей и несчастий, быть может — напрасно… Возможно, их упорное нежелание замечать все эти странности оказалось роковым… Не берусь их судить. Но и отец мой до сих пор не может умереть и обрести столь желанный покой, и это мучает меня.
Соня насторожилась.
— Он не может умереть, ты сказала? — переспросила Соня.— Он… Он обрел бессмертие? Уподобился богам?
— Спаси нас всеблагой Митра от такого бессмертия! — бесстрастно ответила Аресса.— Забудь об этом. Но мы прокляты… или благословенны? Ты говоришь, эта распятая тварь чего-то от тебя добивалась? Она посылала тебя сюда, в Велитриум, ко мне? И ты еще не понимаешь, чего она добивалась! Я скажу тебе. Все ее намерения ясны мне так, словно они написаны в книге и их ярко освещает полуденное солнце! Лисица хотела, чтобы ты уничтожила меня! Вот чего они добиваются! Эта храфстра!
И снова вспышка чувства озарила прекрасное холодное лицо Арессы, словно отблеск далекой зарницы. На этот раз то было чувство отвращения.
— Храфстра? — переспросила Соня. |