Солнце село. Он привязал лошадь в кустах, взобрался
на дерево, осмотрел еще раз окрестность, как будто припоминая что-то, давно
виденное и забытое, и пошел с холма лощиною.
Наутро и в последующие дни некоторые соседние и дальние помещичьи дома
и сельские конторы были приятно, а может быть, и неприятно изумлены
возвратом нескольких беглых бродяг, из которых об иных в родных селах даже
исчезла всякая память. Там явились, как с того света, тридцать лет бывший в
бродягах Антошка Крамар, кузнец и восемь лет пропадавший без вести повар,
Михей Пунька. Явились, бывшие в далеких прогулках, лакеи, плотники,
столяры, кучера, ключники, кондитеры и писаря. Иных господа и свои братья,
дворовые, стали с горячим любопытством, хоть и ласково, допрашивать: "Где
были, у кого служили, чем кормились в это время, что делали?" Но на все был
один ответ: "Где были, не помним; у кого служили, не знаем; а жили и
кормились, где день, а где ночь - и сутки прочь". - "Что же вы так это вот,
с одного маху, взяли да и воротились?" - продолжали допрашивать свободных
еще вчера пташек, от которых, так сказать, еще воздухом пахло, ручные
по-прежнему, домашние птицы разных клеток тихого русского юго-востока.
"Надо же когда-нибудь и честь знать!" - лукаво отвечали прилетные,
добровольно воротившиеся пташки.
Новизна переставала быть новизной. Все начинало идти по-старому.
Молчаливая барщина одна как бы заметно обновлялась: она насчитывала новых
постоянных рабочих.
Илья Танцур между тем, привязав в лесу коня, выломал себе палку и,
спустившись в лощину, долго шел чуть видною в сумерках тропинкою. Стало еще
темнее. Илья начинал спотыкаться о кочки, о хворост, положенный в виде
гатей по болотным перемычкам луговой дороги. Кое-где он разувался и
бранился про себя за остановки, потому что стемнело еще более, а он
торопился. В воздухе было тихо и мягко. Точно теплым вином пахло. От запаха
болотных трав, березовых листьев и фиалок голова хмелела. Илья остановился.
- Волга не Волга, бог весть, что такое белеет вправо! Ах ты, башка
моя, глупая башка! В двенадцать лет перезабыть все так, что оглянешься и не
узнаешь!
Впереди послышался отдаленный переливистый лай.
- Так и есть, наша Есауловка!
Сердце крепко забилось в груди парня. Он удвоил шаги, пошел еще смелее
и, спустя несколько времени, почувствовал, что местность вокруг него
изменилась. Впереди чернел будто лес, слева стоял точно ряд мельниц. Он с
наслаждением расслышал впотьмах людской говор, отозвавшийся уже недалеко.
"Нет, пережду, пока люди уснут! Так-то легче будет к родителям явиться!"
Танцур еще послушал, переждал, огляделся и пошел к деревьям, при
мысли: "А! двенадцать лет дома не был! Жив ли батюшка, жива ли матушка?
Много ли ребятишек-сверстников в живых осталось на селе? И чем теперь
батюшка состоит, в рядовых ли мужиках, или при должности какой? Да и что
самое село теперь стало, пока я по свету с ветром маялся да гулял? Ребенком
убежал от розог немца-приказчика; никто не защитил меня тогда; отца все
голопятым звали; он сам, помню, лямку тер пастухом за овцами; мать все
хворая лежала. |