Французик, мосье Пардоннэ, был, как все французы, попадающие
ныне в наши провинции в качестве техников и искусников всякого рода, как
некогда попадали туда же их предки в качестве ученых воспитателей
юношества. Он имел красный воспаленный носик, рыженький паричок, жил на
ноге холостяка, и его комната, где он спал, встречала всякого вхожего тем
острым и особенно противным запахом, каковой имеют таковые комнаты на Руси
обыкновенно у всех французов-техников, точно так же, как его имели в
старину подобные же комнаты французов-гувернеров. В них обыкновенно платье
наших заморских гостей разбросано в беспорядке по протертым стульям и
окнам, банка с ваксой покоится на книжке "Пюсель д'Орлеан" Вольтера; под
кроватью по целым годам валяется всякий непостижимый сор, старые сапоги,
бог весть для чего припасенный столярный и слесарный инструменты, объедки
колбасы, фланелевые подштанники, хлебные корки, шпринцовка; а в паутине и
пыли висит на стене портрет какой-нибудь красавицы, привезенной из-за моря.
Мориц Феликсыч Пардоннэ, впрочем, встретил Илью не в этой комнате, а в
обширной приемной, уставленной шкафами с деловыми книгами. Он вышел в синей
рабочей блузе, почему-то надевавшейся постоянно поверх сюртука, когда
француз выходил в эту комнату встречать кого-нибудь по делам вверенного ему
княжеского сахарного завода под городом. Задравши красный носик, наделенный
постоянным насморком, он сказал Илье строго, хоть и с улыбкой, как сыну
приказчика: "Трудись, мой миль, а в саду разведи мне вин... фрюи... и
редис". Он очень не понравился Илье и тот все удивлялся, как такого
мозгляка могли сделать главным начальником над всею Есауловкою. Его отец
был, по крайней мере, велик ростом и из себя молодец, а этот французик -
какая-то противная лягушонка.
Илья устроился в ветхой садовой пустке, то есть в плетеной глиняной
избушке, в конце дикой половины сада, разбитой парком. Избушка была у
оврага; ее спрятали с трех сторон старые вербы, а с четвертой - она
выходила к луговой, болотистой под косогором равнине, носившей имя Окнины.
Нечего и говорить, с какою радостью взялся Илья за устройство нового
жилища. Отсюда был виден тот заброшенный склон косогора, над ключами и
муравой Окнины, где еще оставались следы былой усадьбы старика Романа
Танцура, дуплистый берест, несколько обломанных ветром и скотом верб, куча
мусора и две-три ямы с стеблями какого-то тощего кустарника. Илья не
переставал помышлять о возможности самому получить землю, если удастся,
даже старое место на Окнине, ходил туда часто через садовую канаву и с
жадностью принялся за устройство садовой лачужки.
Он очистил вокруг этой лачужки сорные травы, обмазал ее стены заново
глиной, побелил их, покрыл избушку мхом и осокой, которой накосил тут же за
садом. |