Изменить размер шрифта - +
Французик, мосье Пардоннэ, был, как все французы, попадающие
ныне  в  наши  провинции  в качестве техников и искусников всякого рода, как
некогда   попадали   туда  же  их  предки  в  качестве  ученых  воспитателей
юношества.  Он  имел  красный  воспаленный  носик, рыженький паричок, жил на
ноге  холостяка,  и  его комната, где он спал, встречала всякого вхожего тем
острым  и  особенно противным запахом, каковой имеют таковые комнаты на Руси
обыкновенно  у  всех  французов-техников,  точно  так  же,  как  его имели в
старину  подобные  же комнаты французов-гувернеров. В них обыкновенно платье
наших  заморских  гостей  разбросано  в  беспорядке  по  протертым стульям и
окнам,  банка  с  ваксой  покоится на книжке "Пюсель д'Орлеан" Вольтера; под
кроватью  по  целым  годам  валяется всякий непостижимый сор, старые сапоги,
бог  весть  для  чего припасенный столярный и слесарный инструменты, объедки
колбасы,  фланелевые  подштанники,  хлебные корки, шпринцовка; а в паутине и
пыли  висит на стене портрет какой-нибудь красавицы, привезенной из-за моря.
Мориц  Феликсыч  Пардоннэ,  впрочем,  встретил  Илью  не в этой комнате, а в
обширной  приемной, уставленной шкафами с деловыми книгами. Он вышел в синей
рабочей  блузе,  почему-то  надевавшейся  постоянно  поверх  сюртука,  когда
француз  выходил в эту комнату встречать кого-нибудь по делам вверенного ему
княжеского  сахарного завода под городом. Задравши красный носик, наделенный
постоянным  насморком,  он  сказал  Илье  строго, хоть и с улыбкой, как сыну
приказчика:  "Трудись,  мой  миль,  а  в  саду  разведи мне вин... фрюи... и
редис".  Он  очень  не  понравился  Илье  и  тот  все  удивлялся, как такого
мозгляка  могли  сделать  главным  начальником над всею Есауловкою. Его отец
был,  по  крайней  мере,  велик ростом и из себя молодец, а этот французик -
какая-то противная лягушонка.
     
     
     Илья  устроился  в  ветхой  садовой пустке, то есть в плетеной глиняной
избушке,  в  конце  дикой  половины  сада,  разбитой  парком. Избушка была у
оврага;  ее  спрятали  с  трех  сторон  старые  вербы,  а  с четвертой - она
выходила  к  луговой, болотистой под косогором равнине, носившей имя Окнины.
Нечего  и  говорить,  с  какою  радостью  взялся  Илья  за устройство нового
жилища.  Отсюда  был  виден  тот  заброшенный  склон косогора, над ключами и
муравой  Окнины,  где  еще  оставались  следы  былой  усадьбы старика Романа
Танцура,  дуплистый  берест, несколько обломанных ветром и скотом верб, куча
мусора  и  две-три  ямы  с  стеблями  какого-то  тощего  кустарника. Илья не
переставал  помышлять  о  возможности  самому  получить землю, если удастся,
даже  старое  место  на  Окнине,  ходил  туда часто через садовую канаву и с
жадностью принялся за устройство садовой лачужки.
     Он  очистил  вокруг  этой лачужки сорные травы, обмазал ее стены заново
глиной,  побелил их, покрыл избушку мхом и осокой, которой накосил тут же за
садом.
Быстрый переход