— Значит, пан капитан утверждает, что в Рыбинске мы не имели успеха? дивился полненький пан Здислав Зборович, взирая спросонья на ночного пришельца. — Мы тут слышали другое…

Капитан был точно осведомлен о запасах военного снаряжения, сданных при расформировании 12-й армии на рыбинские склады: миллион артиллерийских снарядов всех калибров, десятки миллионов патронов, винтовки, пулеметы, орудия — все в образцовой воинской сохранности. Вот почему провал рыбинской операции подрывал стратегические планы Перхурова.

— Слушайте, пан капитан, — опасливо спрашивал пан Здислав. — А как же французы? Почему задерживается их экспедиционный корпус? Ведь железнодорожный волжский мост был наш, теперь же он снова потребует от нас тяжелых жертв.

— Союзники… предали нас. Ярославская операция оказалась преждевременной. Никаких иностранных судов в Архангельске нет. Десант, обещанный к восьмому июля, туда не прибыл…

Капитан Зуров привскочил со стула, потому что потрясенный пан Здислав Зборович, патриот белого Ярославля, лишился чувств.

…В тот же вечер отец и сын Зуровы впервые за долгие месяцы разлуки оказались с глазу на глаз в своем старом доме.

— Знаешь, Паша, кого нынче похоронили на волжском берегу? Помнишь Коновальцева?

— Твоего управляющего пли его сына? Росли вместе…

— Сына. Николку. Смелый был офицерик… А старшего, Бориса Сергеевича, я отправил по нашим делам. Про сына он еще ничего не знает. Жаль его. Я в начале событий велел привезти сюда из Яшмы того юношу, Макария Владимирцева, на чье имя я после февральской перевел наше Солнцево… Как-никак формальный «владелец» всего нашего недвижимого.

— Мне сдается, папа, напрасно ты их сюда раньше времени вызывал. Не до них пока. Коновальцев стар, Макарий юн.

— Французы подвели! Были надежды, что совдепия рухнет. Вот и хотел мальчишку поближе под рукой иметь, чтобы кто другой не воспользовался его наивностью. Теперь пусть едут назад, в Кинешму. Коновальцев за мальчиком присмотрит.

— Что решил нынче военный совет, папа?

— Понимаешь, положение становится трудным. Если изолированно держаться в городе — сомнут. И вот Александр Петрович предложил выход. План таков, Паша: создаем отряд, человек в пятьдесят, самых надежных и решительных офицеров. Может быть, пристегнем какого-нибудь социалиста из меньшевиков, но с ними масса мороки. Народ же идет за ними слабовато, ну да еще посмотрим! Во главе отряда станет Перхуров. Мы — Афанасьев, Ливенцев, Гоппер — сами это предложили Александру Петровичу.

— Кто же будет командовать обороной здесь, в городе?

— Очевидно, генерал Карпов. Позиции отличные, тут кто хочет удержится, пока боеприпасы есть. Но их мало, одной обороной мы войска свои не выручим. Перхуровский отряд выйдет красным в тыл и окажется на оперативном просторе. Поднимет крестьян в северной и восточной частях уезда. Отряд станет ядром белого партизанского движения, эдакой, понимаешь, поволжской вандеи. Силами крестьянской вандеи мы выручим блокированные в городе войска и соединимся с чехословаками или с союзниками на Севере.

— Знаешь, папа, если бы я сомневался в Александре Петровиче, то… просто назвал бы эту затею авантюрой, предпринятой с единственной целью: сберечь шкуру! По сути, это дезер…

— Не договаривай, Паша! Дело, разумеется, несколько… щекотливое, но иного выхода нет Лучше какое-нибудь решение, чем никакого.