Изменить размер шрифта - +
Как же уверенно звучат слова человека без Шума! Они непоколебимы, точно скала.

— Разве я сам стрелял, Тодд?

Я проглатываю ком в горле.

— Нет, но вы развязали эту войну!

— Так было нужно, — говорит мэр. — Для спасения больной и умирающей планеты.

Мое дыхание учащается, мысли туманятся, голова страшно тяжелеет. Но Шум пылает огнем.

— Вы убили Киллиана.

— И очень сожалею об этом, — говорит мэр. — Из него вышел бы прекрасный солдат.

— Вы убили мою мать, — говорю я. И тут мой голос надламывается (заткнись), Шум наполняется яростью и горем, в глазах стоят слезы (заткнись, заткнись, заткнись!). — Вы убили всех женщин Прентисстауна!

— Тодд, неужели ты веришь всему, что тебе говорят?

Наступает тишина, самая настоящая — даже мой Шум на миг унимается, пытаясь переварить сказанное.

— У меня нет ни малейшего желания убивать женщин, — говорит мэр. — Я ничего подобного не делал.

Я разеваю рот от удивления.

— Еще как делали…

— Сейчас не время для уроков истории…

— Вы лжец!

— А ты, стало быть, возомнил себя всезнайкой? — Его голос становится холодней, он отходит в сторону, и мистер Коллинз с такой силой бьет меня по голове, что я вместе со стулом лечу на пол.

— Вы ЛЖЕЦ И УБИЙЦА! — ору я. В ушах еще звенит от удара.

Мистер Коллинз бьет меня снова, уже с другой стороны — кулак у него твердый, как полено.

— Я тебе не враг, Тодд, — повторяет мэр. — Прошу, не вынуждай нас причинять тебе боль.

Голова болит так сильно, что я ничего не говорю. Просто не могу  говорить. То, что хочет услышать мэр, я никогда не скажу. А за все остальное из меня вышибут дух.

Это конец. Иначе и быть не может. Они не позволят мне жить. И ей не позволят.

Конец.

— Надеюсь, это действительно конец, — говорит мэр. В кои-то веки сказал правду. — Надеюсь, ты все-таки откроешь мне свой секрет, и на этом мы закончим.

 

А потом он говорит…

Ей-богу, он говорит…

— Пожалста.

Я поднимаю голову и часто моргаю опухшими глазами.

На его лице озабоченность, почти мольба.

Что за черт? Как это вапще понимать?

И в моей голове опять начинает гудеть…

Только это не Шум…

Пожалста  — как бутто мой собственный голос говорит…

Пожалста  — как бутто это я сам…

Слово давит на меня…

Распирает изнутри…

Такое чувство, что я сам вот-вот скажу…

Пожалста…

— Все, что ты якобы знал, — говорит мэр, его голос звучит одновременно снаружи и внутри моей головы. — Все это неправда.

И тут я вспоминаю…

Вспоминаю Бена…

Он говорил мне ровно то же самое…

Бен, которого больше нет…

И мой Шум внезапно твердеет.

Я прогоняю из головы голос мэра.

Мольба тотчас исчезает с его лица.

— Что ж, хорошо. — Он хмурится. — Но помни, что это твой выбор. — Он встает. — Как ее зовут?

— Вы знаете, как ее зовут.

Мистер Коллинз снова бьет меня по голове, и я чуть не падаю на пол вместе со стулом.

— Вы уже знаете!

Бац!  Опять удар, с другой стороны.

— Как ее зовут?

— Не скажу!

Бац!

— Назови ее имя.

— Нет!

БАЦ!!!

— Как ее зовут, Тодд?

— Пошел ты!

Только я говорю не просто «Пошел ты!», а что покрепче, и мистер Коллинз отвешивает мне такого тумака, что я наконец лечу на пол вместе со стулом.

Быстрый переход