— Так меня там знают. Это всего лишь перевод моего имени. Там никто не знает Ника Литтла.

— А ты? — спросила я.

— А я теперь знаю…

— Ты получишь свою долю за квартиру, — сказала я, когда он надел куртку. — Завтра выставлю ее на продажу.

— Тебе не обязательно ее продавать. Живи здесь, если хочешь.

— Нет. Спасибо, но я не хочу. Она испорчена. В любом случае тебе понадобятся деньги — у тебя ведь ребенок.

— Где же ты будешь жить, Лора?

— Пока не знаю. Наверное, пока буду снимать жилье. Так что… — Он взял свою сумку. — Ну… Что сказать? Спасибо, что заехал. — Мы вышли в холл. — Сегодня, кстати, наша годовщина.

Он мигнул.

— Точно. Прости. Я забыл…

— Не важно, — сказала я. — Пустяки.

Он поднял руку, чтобы открыть дверь.

— Не думай обо мне плохо, Лора. — Я не ответила. — Может быть — кто знает, — свяжемся как-нибудь. — Он грустно улыбнулся.

Я покачала головой.

— Нет, Ник, — сказала я. — Не свяжемся.

Эпилог

Шесть месяцев спустя

Последняя пятница октября. Мы с Томом сидим в кухне на Мурхаус-роуд, послеполуденное солнце льется сквозь незакрытую заднюю дверь, а Фелисити и Хью наверху собирают вещи, чтобы отправиться на уик-энд, что случается у них редко. Мы остаемся с Оливией, как уже было двумя неделями раньше, и нам это очень нравится. По радионяне — которая по каким-то причинам всегда включена — мы слышим, как Флисс хлопает дверями и гремит в спальне, открывая шкафы и выдвигая ящики, а Оливия поет йодлем в своей кроватке.

— ВсеХОРОШОмоямилая, — слышим мы. — Мама-УЖЕидет. А, вот ты где, Хью, достань мне мою сумку с гардероба — и что ты думаешь об этой маломерочке, а? Купила вчера в «Агнесс-Би».

— Ммм — великолепно, — услышали мы. — Великолепно, особенно теперь, когда ты потеряла последний упрямый четвертый стоун. — Мы услышали чмокающие звуки, визги Фелисити и взволнованные крики Оливии.

— ВсеХОРОШОмилая, — говорит Флисс. — ВсеХОРОШОмоясладкаямамаспапойпростоИГРАЮТ.

— А ты и правда здорово поправилась тогда, Флисс.

— Да. Но ты посмотри на меня сейчас!

— Сдобная мамочка… ммммм. — И снова визги.

— Надо бы тебе почаще флиртовать с моими подружками, Хью, — говорит Флисс. Нет лучшего средства заставить женщину сбросить вес.

— Но я не хочу флиртовать с твоими подружками, — отвечает Хью. — Я хочу флиртовать с тобой… мммм. Надеюсь, у нас в «Чьютон глен» кровать под балдахином.

— Теперь ей следует следить за весом, — говорю я Тому. — Теперь она знает, что Хью поддается искушениям. И это лучшее, что могло случиться с ней.

— Я теперь такая худая, — гордо говорит Флисс, — что смогла бы, наверное, надеть даже обноски Хоуп.

— Насчет этого не скажу, но она определенно может носить твои.

— Это точно — она таакая огромная, что можно подумать, у нее будет четверня.

Недовольство Фелисити из-за того, что Хоуп забеременела с первой попытки, усиливается радостью от того, что на пятом месяце Хоуп раздуло до невероятных размеров и теперь у нее лицо похоже на дыню, а ноги — на футбольные мячи. Почему-то Фелисити это кажется справедливым.