Это правда. Старый мастер Дартье был весьма дородным мужчиной весом этак под сто тридцать – сто сорок кило. Еще у него была длинная, почти как в сказке про Карабаса-Барабаса, борода. Скверный нрав. И кроткая пожилая жена, которая всегда первой пробовала подаваемые в доме блюда и, соответственно, первой же уснет, если я решу подсыпать старикану снотворное.

– А в мастерской он как специально не ест и не пьет, – со вздохом сожаления поведал я Максу свои недавние открытия. – Слугам туда заходить запрещено. Жена у него вообще наподобие декорации работает. Как только Дартье уходит в мастерскую, дверь туда мгновенно блокируется, защита на окнах становится активной. И до тех пор, пока старик не захочет, туда без его ведома никто не войдет и не выйдет.

– Тогда остается разбой. Пробираешься в мастерскую ночью. Несешь с собой какой-нибудь ядовитый отвар. Дожидаешься утра. Прямо на входе оглушаешь старика дубиной. И пока он приходит в себя, насильно поишь его своей бурдой до тех пор, пока он не сомлеет.

Я в сомнении поскреб подбородок.

В принципе план, хоть и далек от изящного, вполне осуществимый. За одним только большим «но»: когда Дартье работал с короной и снимал малый купол, то одновременно с этим активировался большой. Тот, о существовании которого я поначалу лишь догадывался, а увидел его гораздо позже. То есть во время работы мастер сам себя запирал в клетку. И открывал ее только после того, как возвращал на место малый купол.

Проще говоря, защита оказалась дублирующей, а мастер – еще большим параноиком, чем хитроумный тан… как там его… Алдурр.

Честно говоря, к середине второй недели я и впрямь был готов опустить руки, потому что реально не знал, как обойти эту проклятую защиту. В лоб ее бодать было бесполезно, хитрость применить не удалось, ловкость рук тут ничего не решала… в общем, как ни крути, все равно получался затык.

– Ты когда зверушку освободишь? – в самый неподходящий момент осведомился Макс, сбив меня с умной (естественно, с самой важной) мысли.

Я, не успев запихнуть в рот очередной бутерброд, скривился:

– Думаешь, надо?

– Она там киснет, – шепотом поведал дом, когда я все же откусил бутерброд и принялся активно жевать. – И голодная небось. Вон даже на стены бросаться перестала.

Отодвинув в сторону разлегшегося у меня на ноге Второго, я поднялся из-за стола, аккуратно обошел сонного Третьего, успокаивающе махнул остальным и не слишком охотно выглянул в коридор.

Нурра лежала на полу, с тоской глядя на меня снизу вверх и больше не проявляя ни малейшей агрессии. Ее маленькие ушки печально обвисли, рубиновые глаза потускнели, чешуйчатый хвост даже не дернулся, когда я подошел ближе. И вообще, она выглядела унылой, подавленной и, я бы даже сказал, убитой.

Подумав, я присел перед ней на корточки и хмуро взглянул на живой артефакт.

Нурра не пошевелилась.

– Устала? – с беспокойством поинтересовался Макс, а следом за ним из комнаты выбрались любопытствующие улишши и, сгрудившись вокруг мешка, тоже вопросительно на меня уставились.

Я, подумав, качнул головой.

– Ослабла. Как любому артефакту, ей нужна энергия. А когда батарейка разрядится окончательно, это чудовище, наверное, снова станет металлической болванкой.

– Не хочешь ее выпустить? – вкрадчиво спросил дом.

– Зачем? Чтобы она опять тут бардак устраивала?

– А если она больше не будет?

Я внимательно посмотрел на Пакость, и та, словно и впрямь что-то понимала, неуверенно встрепенулась.