Оказавшись в квартире, я быстренько переоделся — скинул брюки цвета хаки, тонкий свитер и удобнейшие кроссовки («Не дай себя остановить!») и облачился в рубашку с галстуком, серые брюки, черные ботинки на тончайшей подошве и двубортный синий блейзер, где на каждой из многочисленных пуговок было вытиснено по якорю. Пуговицы — кстати, когда-то у меня были запонки с такими же якорьками, но я не видел их уже лет сто — подарила мне одна женщина, с которой я некогда встречался. Потом она встретила другого парня, вышла за него замуж и переехала на окраину Чикаго, где, по последним сведениям, ждала теперь уже второго ребенка. Блейзер пережил наш роман, а пуговицы пережили блейзер; сменив его на новый, я заставил портного перешить и пуговицы. Вполне вероятно, что они переживут и этот блейзер и по-прежнему останутся в прекрасной форме, когда меня самого уже на этом свете не будет… Впрочем, я старался не слишком задумываться о таких мрачных вещах.

Из стенного шкафа в передней я извлек атташе-кейс. Во втором шкафу, том, что в спальне, было потайное отделение, встроенное в стену. Квартиру мою обыскивали профессионалы, но до сих пор ни одному из них не удалось обнаружить этот маленький тайничок. И никому, кроме меня и окончательно скурившегося молодого плотника, изготовившего его для меня, да, пожалуй, еще Кэролайн Кайзер, не было ведомо, где он находится и как в него проникнуть. И если бы мне вдруг пришлось в срочном порядке покинуть эту страну или даже планету, все, что хранилось там, так и осталось бы нетронутым до тех пор, пока не разрушится этот дом.

Я надавил на две точки, на которые следовало надавить, затем отодвинул панель, какую следовало отодвинуть, и ящичек явил взору свои тайны. Впрочем, их было не так уж и много. Емкость составляла всего около трех кубических футов — вполне достаточно для того, чтобы спрятать в ней то, что я успею похитить, и хранить до той поры, пока не придет нужда или возможность от этого избавиться. Но я не воровал вот уже несколько месяцев, а то, что мне удалось прибрать к рукам последний раз, уже давным-давно ушло к двум парням, которые лучше знали, как всем этим распорядиться.

Ну что тут можно сказать? Да, я похищаю вещи. Лучше бы, конечно, наличные, но в век кредитных карточек и круглосуточно работающих банкоматов таковые попадаются все реже и реже. Правда, водятся еще люди, которые держат при себе крупные суммы денег в их натуральном, так сказать, виде, но, как правило, у них под рукой имеется при этом и еще кое-что, к примеру, оптовые партии наркоты, не говоря уже об автоматах и натасканных кровожадных питбулях. Они живут своей жизнью, я — своей, и если наши пути никогда не пересекаются, что ж, меня это устраивает.

Вообще я отдаю предпочтение пресловутому золотнику, который мал, да дорог. Ну, естественно, драгоценностям. Предметам искусства — резным фигуркам из яшмы, доколумбовым уродливым статуэткам, стекляшкам Лалика. Коллекции тоже годятся — марки, монеты, один раз, помнится, был даже набор бейсбольных карточек. Время от времени — живопись. А как-то — и боже меня упаси, больше никогда! — женское меховое манто.

Я краду у богатых, причем по той же причине, что и Робин Гуд: у бедных, да благословит их Господь, просто нечего взять. А те ценные маленькие вещицы, что я уношу, как вы, надеюсь, обратили внимание, вовсе не из разряда тех, что помогают человеку поддерживать его бренное существование. Я не краду у них ни стальные протезы, ни искусственные легкие. И ни одна семья не осталась бездомной после моего посещения. Я не отбираю у них мебель или телевизоры (хотя как-то раз все же свернул один маленький коврик и вынес его проветрить). Короче, я забираю только те вещи, без которых вполне можно обойтись и которые к тому же почти наверняка застрахованы владельцем, причем на сумму, чуть ли не превышающую их стоимость.