Даже и теперь, когда кругом была смерть, юноша не решался подойти к своей возлюбленной, но, видя, что ее защищают сильные воители; сражался плечо к плечу с эльфами, с другой стороны. Никогда раньше не доводилось ему бить мечом, а тут он превзошел и сильнейших из эльфов. Вот что значит сила чувства!

Он рубил с яростью, стремительно бил; и не обращал внимания на царапины от орочьих ятаганов. Его меч, словно заговоренный, не знал промаха — он рубил и рубил.

Но на место убитых вставали все новые враги и конца края им не было; более того — весь лес дрожал от перебегающих через него полчищ. Один за другим падали на мертвую листву эльфы, и устремляли свои затухающие взгляды к темному, беспросветному небу.

Орки озверели от такого долгого сопротивления горстки ненавистных им эльфов…

Вот, возле девы осталось два или три воина, вот — один. Тогда Вадин, весь израненный, окровавленный, бросился к ней. Не смея взглянуть на нее, не смея Ей слова молвить — рубил и рубил мечом. Орки один за другим падали под его ноги. Сила его ударов была такова, что многие из них падали перерубленные надвое, а он хрипел, выплевывая кровь:

— Убирайтесь же прочь, ненавистные захватчики! Не смейте приближаться к Ней!..

И такая в нем сила была, что враги дрогнули и отступили. И тут он услышал ее голос — ее несравненный ни с чем, обращенный к Нему голос:

— Это ты… Я знала, что ты, все-таки, придешь…

И в это время орочья стрела пронзила ее грудь; а Вадин пораженный этим горем, не успел отбить очередного удара, и был смертельно ранен.

Рядом с ней, медленно опустился он на ковер из мертвых листьев, и цвела между ними алая роза. Они не слышали больше криков орков, вообще ничего не слышали, кроме тихого плача леса, да еще — каких-то едва уловимых отзвуков какой-то дивно красивой, и печальный музыки…

Орки же не посмели и приблизиться к их телам — неожиданно, их пробрал такой ужас, что они с воем бросились от этой поляны — и уж все бессчетные ряды того воинства пробегали в окружающих зарослях. Да побыстрее, боясь как-нибудь, ненароком увидеть розу любви…

А те двое, которые лежали рядом с алой розой, уже не ведали этого — все земное, уже не касалось их; но открывались пред их восторженными и печальными взглядами, границы иного бытия.

Жизнь еще слабо теплилась в них, и Вадин смог прошептать своими побелевшими губами:

— Я люблю тебя… — эти великие слова, которыми был создан мир.

Эти же слова, прозвучали ему в ответ, а вместе с ними, одинокая слеза медленно, медленно, покатилась по ее щеке, а вместе с нею, шепот:

— Но за пределами нашим душам суждена разлука…

Почувствовав величайшее счастье; почувствовав, что она любит его, шептал, притягиваясь к ней, чтобы соединиться в последнем поцелуе, Вадин:

— Какая же сила может быть сильнее любви? Боги, Валары, Единый — кто может остановить две души, которые стремятся друг к другу?

Но им губам так и не суждено было соединиться в поцелуе. Души уже устремлялись куда то далеко, за пределы; и последний шепот был слит воедино:

— Вот и первый снег… Зима пришла…

А с неба посыпались первые крупные, белые снежинки. Сначала их было немного, и, падая на полянку, они красились в алый цвет, растекались в горячей еще крови; но становилось их все больше. И вот уже весь воздух был заполнен этим белым, опадающим к земле, сказочным кружевом. Вот начался такой густой снегопад, что и краев полянки в нем не было видно. Снегопад заметал листья, заметал тела; и было на полянке так тихо и величественно спокойно, что и не верилось, что кто-то где-то может бежать, кричать что-то грубое.