Уоллес пожимает плечами:

— А хрена ли там осталось для вскрытия, Фрэнк. Куда уж дальше резать этот фарш.

Фрэнк вытряхивает из одной пластиковой бутылочки три таблетки маалокса с вишневым вкусом, из другой четыре сверхсильного байеровского аспирина, забрасывает в рот все семь сразу и жует всухую.

— Фрэнк, это отвратительно, — говорит Уоллес, и снова принимается печатать. Каждый удар литеры кажется последней соломинкой, от которой вот-вот треснет голова.

— Ради бога, Уолли, обязательно это делать прямо сейчас?

— Я не собираюсь откладывать работу только потому, что у тебя похмелье.

— Ты охуенно сознательный, Уолли, — говорит Фрэнк сквозь полный рот порошка из аспирина и противокислотного средства. Вновь закрывает глаза и глотает пакость.

— По-любому, — говорит Уоллес. — Если объявят эвакуацию, то единственное, чем будет заняться — улепетывать отсюда вброд.

Утром Национальный центр прогнозирования ураганов объявил штормовое предупреждение для юго-востока Луизианы, от побережья вглубь континента до самого Батон Руж. Майкл должен был налететь на сушу между двенадцатью и часом ночи, разве что вдруг повезет и вместо этого он решит надрать задницу востоку Техаса.

— Надежда умирает последней, — бормочет Фрэнк. Во рту такое послевкусие, словно он только что слопал мелок со вкусом вишни. Он решает, что заслужил новую порцию выпивки.

— Пойду поблюю, — говорит он, поднимаясь, и Уоллес лишь кивает, продолжая барабанить по клавишам старой машинки. — Спасибо за участие.

— Не стоит, Франклин, — говорит Уоллес и переводит каретку. Машинка звякает и яростно передергивается влево.

— Однажды она тебе все пальцы оттяпает, — обещает Фрэнк и плетется в туалет.

Застарелая вонь мочи и ярко-зеленых освежителей выжигает ноздри. Несколько мгновений неуверенности, когда Фрэнку кажется, что он и впрямь проблюется. Он тяжело опирается о раковину, уставившись в лицо в зеркале. Он не брился с прошлого дня, и кожа у него цвета сырых устриц. Бусинки пота на лбу и над верхней губой, мешки под глазами сошли бы за синяки.

— Видок не ахти, Фрэнки, — говорит он и пускает горячую воду. Кран сипит, потом мерзко кряхтит и, наконец, плюется ржавыми ледяными брызгами. Фрэнк опускает ладони в раковину и плещет в лицо. Влага пахнет глиной, но ощущение замечательное. Впрочем, когда он снова смотрится в зеркало, нельзя сказать, что вид лучше. Разве что мокрее.

— Ты хренов разгильдяй, — говорит он себе.

Фрэнк достает полпинты бурбона из внутреннего кармана пиджака и отвинчивает крышечку.

— За тебя, — предлагает он милостивый тост больному с виду парню в зеркале. И тут он видит птицу, нахохлившуюся на двери одной из кабинок. Огромный черный ворон наблюдает за ним, словно явившись из старого хаммеровского ужастика. Фрэнк едва не роняет бутылку.

— Мне нужно поговорить с тобой, Фрэнк Грей.

На миг Фрэнк думает, что это сказала птица. На долгий миг, который уходит на то, чтобы повернуться и увидеть человека в черном плаще из латекса, сидящего под единственным окошком.

На его голове кожаный капюшон-маска с открытыми молниями там, где должны быть рот и глаза, и прорезью для носа. Кажется, Фрэнк такое видел в магазине для садомазохистов.

— А ты еще что за хуй? — Фрэнк тянется за пистолетом, но замирает на полпути, когда мужчина выхватывает дробовик из-под плаща и передергивает затвор.

— Пожалуйста, — говорит он. — Я по горло сыт этим. Я просто хочу поговорить, клянусь.

— О, Господи, — шепчет Фрэнк, поглядывая на дверь: до нее метров пять по меньшей мере.