Они шли по проселочной дороге, соединяющей автомагистраль с «Друидс-Кум». Рейчел подняла с земли еловую шишку и принялась катать ее между ладонями.

– У нее должно было все получиться, если она обладала такими же способностями, как Дэвид.

– Это бесспорно, поэтому их выбор и пал на нее.

– Электронное устройство должно было остановиться.

– Или стало бы давать сбой, рано или поздно отправив своего владельца на тот свет.

– Они не просто обожглись на этом деле, – заметила Рейчел, – крупно погорели, и тебе за это спасибо не скажут. – Она вытрясла шишки несколько семян. – Да и мне тоже. Ты не боишься, что они явятся сюда?

– Все может быть, но не теперь, если вообще решатся cyнyтьcя ко мне. А пока им не до меня: сейчас там выясняют, кто прав и кто виноват, летят головы, каждый спасает собственную шкуру, выкручиваясь как может. Когда очухаются, возможно, и захотят взять реванш.

– Что будешь делать?

– Останусь здесь, – ответил он. – Это же мой дом.

– Утром я уеду, хорошо? – Она подбросила шишку и, ударив по ней ногой, закинула на живую изгородь.

– Хорошо.

– У меня есть паспорт и кредитные карточки. Пожалуй, отправлюсь в Амстердам, к подруге. – Она говорила так, словно отвечала на его вопросы. Ее задевало его равнодушное молчание. Она вспомнила прощальный взгляд Стеллы, когда та шла к зданию терминала в Хитроу.

И она, и Стелла вынуждены стать беглянками. Вся жизнь трещала по швам, и оставалось только гадать, что будет завтра.

Она уехала в восемь тридцать утра следующего дня. Погода выдалась ясная, небо сверкало пронзительной синевой, дул холодный ветер. Герни сварил кофе, который они пили в полном молчании. Наконец Рейчел поднялась и направилась к двери.

Она призналась себе, что любит его.

Герни сидел за кухонным столом, обхватив чашку обеими руками, и осторожно дул на дымящийся кофе.

У него на языке вертелось слово, которое могло остановить ее. Одно время он считал предательство самым тяжким грехом, теперь у него было другое мнение на сей счет. Он понял, что такие категории, как честь, благородство и преданность, теряют всякий смысл и отступают на второй план перед лицом любви, горя и честолюбия.

Он вспомнил все, что было между ним и Рейчел с момента первой встречи, все стадии отношений – от доверительной дружбы до тех драм, которые разыгрались здесь, в его доме.

Вот Рейчел швырнула в него снежок и громко рассмеялась, падая в сугроб. Вот в душе она протянула ему губку, чтобы он потер ей спину, а потом склонилась под бьющими струями, свесив блестящие от воды волосы, и ублажала его, как настоящая гейша. Затем, надев его рубашку, она, как законная жена, сидела у камина и разминала картошку, смешивая ее с соком от бифштекса.

Его всегда восхищала ее улыбка, поражало ее физическое влечение к нему, изумляли домовитость и талант к семейной жизни. Ну как ей было не поверить? Но чем больше он наблюдал за ней, тем сильнее его пугала и злила мысль, что они могли бы пройти по жизни вместе, рука об руку, в радости и печали. Ее лицо, светившееся от счастья, когда она видела его, ее нежность, детская непосредственность, ее страстность – все это было искренним, и только круглый идиот мог считать, что предательству сопутствует ненависть или равнодушие.