Джаспер попытался не наблюдать за тем, как его племянник обратился с несколькими словами к половине людей, стоявших небольшими группами на причале. Когда он направился к следующей группе, они также последовали за ним, обратив глаза к полоске рассвета, возможно, потому лишь, что в нем воплощались последние, отчаянные надежды их семей.

Хотя старший Тюдор никогда и никому не сказал бы это, он подозревал, что его племянник не понимает некоторых тонких нюансов, которые могли бы подточить его уверенность. В некоторых вещах Генри проявлял чрезвычайно быструю реакцию, а кроме того, в нем гнездилось некое детское свойство, упрямое нежелание видеть мир таким, как он есть.

Генри Тюдор принял как данность, что люди пойдут за ним.

Он понимал, что обладает не слишком обоснованными претензиями на престол, которые способны разве что привести его на поле брани, где и решится вопрос, кому обладать троном. Похоже было, что дальше планы его не простирались. Насколько мог судить Джаспер, власть его племянника выросла из понимания того, что возможности уклониться от его приказа не существовало, как не могли возникнуть и сомнения в справедливости его дела. Люди не ощущали в нем сомнений и нерешительности, потому что их не было вообще. Так что пожилой Тюдор не знал, следует ли восторгаться этой особенностью характера своего племянника или пора начинать ужасаться ею.

Им предстояла встреча с королем, побеждавшем при Барнете и Тьюксбери, королем, подавившим восстание Бекингема. Никому из людей, высадившихся в Милфордской гавани, не могло даже в голову прийти, что их ожидает легкая прогулка. Стояли длинные и жаркие дни, воздух был полон пыльцы, однако их ждал холодный и безжалостный враг, которому нечего было терять.

Солнце поползло вверх, и последние корабли вернулись в море, оставив на берегу две тысячи солдат и дюжину пушек на колесных лафетах, готовых к выступлению в путь. Заторопившиеся люди принялись подбирать все, что оставили на траве во время ожидания. Джаспер увидел, как его племянник подозвал к себе герольда, который поднес горн к губам и вывел чистую ноту, прокатившуюся над всеми. Солдаты подняли древки знамен, вышитых за проведенные в Бретани годы, потянули за удерживавшие их свернутыми шнурки, а потом покачали древки из стороны в сторону, чтобы флаги смогли раскрыться на всю длину. Над всеми прочими воспарил Ddraig Goch, красный дракон. Вместе с ним раскрылась красная роза Ланкастеров и подъемная решетка с цепями Бофортов, однако именно дракон заставлял людей молитвенно склонять головы и креститься. Их было немного, однако они выстоят.

Сразу после полудня вернувшиеся разведчики донесли, что дорогу впереди преграждают солдаты и лучники. Генри и Джаспер выехали вперед, чтобы переговорить с дозором. Разведчики, не поднимая шума, рассказали, что видели знамена Риса ап Томаса, главы местного клана, будто бы присягнувшего Йоркам. Действительно, в прошлом году он переписывался с людьми Тюдоров. Однако по-настоящему было важно, преклонит ли он колени перед ними или возьмется за оружие. Джаспер испытывал нелегкое предчувствие… Для сурового воина, находящегося к тому же в расцвете сил, это будет нелегким решением. И не важно, что и кому он говорил или обещал. О решении его они узнают, только когда Рис ап Томас собственными глазами посмотрит на Генри Тюдора. Положив руку на эфес меча, Джаспер попытался угадать, будет сегодня кровь или нет.

Они не могли показаться слабыми, это было ясно. По колонне передали: готовиться к нападению или к засаде. А потом войско Тюдоров в добром порядке направилось по двум узким дорогам, которые, по словам разведчиков, должны были привести их к войску Томаса.

Для Джаспера эти мили оказались одними из самых тяжелых, пройденных им в его жизни.

С конской спины он видел, что путь его людям преграждало огромное войско, пересекавшее дороги и уходившее в поля. В нем насчитывалось, вне сомнения, несколько сотен латников с топорами и боевыми молотами и целая рать копейщиков.