– Но нам потребуется много больше солдат, – отозвался Генри. – Тогда начинаем с Уэльса.

– Откуда именно? – спросил его дядя.

Странно было видеть племянника в новом свете. Претензии Генри на престол были настолько хилыми, что, пожалуй, не выдержали бы солнечного света в ясный день. А после Тьюксбери ясных дней, можно сказать, и не было. Матерью Генри была Маргарет Бофорт. Четыре поколения отделяли ее от Джона Гонта, родоначальника Ланкастеров. Вот так.

Посмотрев на небо, Джаспер вспомнил крохотную женщину, которую давным-давно увозил из Пембрука. После всех страданий и горя, выпавших на ее долю, Маргарет благополучно вышла замуж за лорда Стэнли и в течение всей жизни Генри приглядывала за ним, ожидая подходящего мгновения и надеясь на то, что оно придет. Должно быть, целая дюжина знатных домов обладала более обоснованными, чем у Тюдоров, претензиями на престол, однако все они был выбиты в ходе жестокой тридцатилетней войны. Генри Тюдор являлся последним представителем дома Ланкастеров, имевшим право на английский престол. Мысль эта увлекала, вселяла трепет.

Советники французского короля, бесспорно, сочли, что открылся отличный шанс. Правивший в Англии Ричард Плантагенет сделался слабее, чем когда-либо прежде, линия его прервалась. И если удастся выманить его на поле до того, когда у него родится новый наследник, то корону можно будет забрать прямо из его рук, снять с его головы. Это был шанс, отчаянный и ненадежный, который почти наверняка будет стоить им жизни. И тем не менее они рискнут. Джаспер широко улыбнулся сыну своего брата, прекрасно понимая, что именно услышит сейчас.

– Высадимся в Пембруке, дядя, – проговорил Генри Тюдор. – Мне хотелось бы побывать дома.

Они пересекли ласковое и совсем не грозное море.

Военные корабли убрали паруса, хотя ветра и так почти не было: стоял пракически полный штиль. Суда бросили якоря в игривой воде, а потом стали по порядку подходить к причалам, чтобы выгрузить людей, пушки и лошадей, после чего вернулись назад, на открытую воду.

Французские солдаты, впервые ступившие на валлийскую почву, собирались тесными группами по мере того, как прибывали новые и новые люди. По первости произошла потасовка с местными, и пара человек осталась остывать, лежа на мостовой. Какой-то мальчишка с воплями о помощи метнулся в холмы, и еще до того, как успел разгрузиться последний корабль, на самом высоком из местных утесов вспыхнул сигнальный костер, после чего в миле немедленно зажегся другой.

Жители прибрежных деревень были знакомы с морскими разбойниками и работорговцами еще со времен Рима, а может, и раньше. И к тому времени, когда выглянуло солнце, они, словно тени, растворились в густых лесах, прихватив с собой луки и топоры, чтобы охранять своих детей и женщин. Местные превосходно знали, что грабители забирают все, что можно унести, а остальное сжигают.

Однако солдаты Тюдоров пришли в Уэльс не за этим. Они назначили себе границу и соблюдали ее. Не отходя от пристаней, с помощью лебедок и блоков собрали колесные лафеты и перегрузили на них пушки, отделавшись несколькими придавленными пальцами и крепкой руганью.

Дозорные помчались во всех направлениях, призывая к себе тех, кто еще не забыл Тюдоров.

Пембрукский замок находился в считаных милях – за последнюю дюжину лет Джаспер никогда не приближался к нему настолько близко. Поворачиваясь лицом к рассвету, он буквально ощущал близость замка. Леса и обочины дорог Бретани и Парижа никогда не пахли так, как эти, – их запах он помнил с детства. И просто от того, что старший Тюдор оказался здесь, на него нахлынула тысяча воспоминаний – от улыбки отца до плавания в обжигающе холодном озере в горах Бреккнокк, которые отец Оуэн называл Брейкнекс, Сверни Шею.

Знакомые уголки манили Джаспера к себе, зазывали его подальше от моря.