— Разве сегодня у нее тоже день рождения? — сомневаясь, спросил Шур, все еще ошарашенный неожиданным поворотом.

Юрик, что-то прикидывая, вслух размышлял:

— Хорошо, если бы и у Марины сегодня был день рождения. Тогда и подарки у нас есть. Подарим ей.

Но Костя сказал, что подарки им нельзя дарить. Он точно знает — Маринке исполнится восемь только летом.

— Ну и пускай летом! — решил за всех Ашот. — А мы вот возьмем да и сейчас ей подарим.

— Нет, мы к лету их прибережем, — сказал Шурик. И, вдруг развеселившись, затараторил: — Айда к Голубевой! Чего нам тут стоять — айда!

По правде говоря, теперь он даже был доволен, что не надо идти к Тусе. Рубашки-то у них с Юром действительно были жеваные-прежеванные. Разве можно в таких к Тусе явиться? Мама со стыда сгорит.

А к Маринке — другое дело. К Маринке в чем есть, в том и можно. Маринка — своя! И идут они к ней не в гости, а просто так. Вздумали да и пошли.

— Айда, — сказал и Костя.

— Ишь какой ты скорый. А с Галей как? — спросил Ашот.

И он сказал, что это будет уж совсем не по-товарищески, если они не предупредят Галю. Ведь Галя ничего не знает об их решении. Надо и ее тоже к Маринке взять.

С этим согласились все.

И четыре мальчика пустились бегом к тому дому, где жила Туся.

Прибежав туда, притаились возле высоких круглых ворот и все четверо стали смотреть в ту сторону, откуда с минуты на минуту должна была появиться Галя.

Было около пяти часов, когда они ее увидели. Тоже со сверточком в руках, она чинно шла на день рождения к Тусе.

Вся четверка сорвалась к ней навстречу.

У Маринки

Не очень-то приятно, когда знаешь, что твои товарищи будут напропалую веселиться, а тебе в это время придется сидеть дома.

И на сердце становится очень обидно, когда вспомнишь: «В дом тебя не пущу…» И еще разные другие скверные Тусины слова.

Да, все это не особенно приятно!

А если к этому прибавить, что мамой уже куплен подарок — красивая кукольная посуда, с которой неизвестно что делать…

А бабушка вынула из шкафа нарядное платье и к нему приготовила две ленты для косичек. И все это впустую будет лежать на стуле, потому что сегодня не удастся надеть ни то, ни другое.

А дедушка нет-нет да глянет на тебя поверх очков, словно спрашивая: «Ты почему сегодня не в своей тарелке? Почему молчишь? На кого дуешься?»

Если все это собрать вместе, то будет совершенно понятно, почему в воскресенье с самого утра Маринка хмурилась, молчала и действительно была, как говорится, не в своей тарелке.

Но все у нее прошло в тот самый момент, когда папа и мама, окончив воскресную уборку, стали собираться в лес на лыжах.

— И я с вами! — сказала вдруг Маринка.

Папа перестал мазать одну из лыж и посмотрел на нее:

— А не устанешь перед гостями?

Тут Маринка и выпалила:

— Ни в какие гости я не пойду. Я с Тусей больше не дружу!

Все взрослые — бабушка, дедушка, мама и папа — молча переглянулись. И вот ведь как удивительно: все они почему-то обрадовались.

Дедушка сказал:

— Не пойдешь? Вот и отлично.

А бабушка сказала:

— Прекрасно. Значит, обедать будем все вместе.

А мама не сказала, а прямо пропела на весь дом:

— Очень хорошо! За-ме-чательно!

А что хорошо и что замечательно, Маринка и не поняла!

Только папа ничего не сказал. Но зато он сразу достал Маринкины лыжи и давай их мазать той самой мазью, которая была специально для морозной погоды.