Изменить размер шрифта - +
..
   Четвертого февраля мимо окон докторской квартиры пошли толпы  народа  с
флагами и лозунгами... Падал  крупный  снег,  поднималась  метель,  медные
трубы ревели "Интернационал". Шумно ввалился в столовую доктор в  шапке  и
шубе, засыпанный снегом.
   - Господа, мир с немцами!
   Рощин молча  взглянул  на  ерническое,  широкое,  мокрое,  самодовольно
ухмыляющееся лицо доктора и подошел к  окошку.  Там  за  сплошной  пеленой
бурана шли бесчисленные толпы - в обнимку, кучами, крича и смеясь: шинели,
шинели, полушубки, бабы, мальчишки, - валила серая, коренная Русь.  Откуда
взялось их столько?
   Серебряный затылок Рощина, напряженный и недоумевающий, ушел  в  плечи.
Катя щекой коснулась его плеча. За высоким окном проходила не понятная  ей
жизнь.
   - Смотри, Вадим, - сказала она, - какие радостные лица...  Неужели  это
конец войне? Не верится, - какое счастье...
   Рощин отстранился от нее, сжал за  спиной  руки,  разрез  рта  его  был
жесток.
   - Рано обрадовались...


   В небольшой сводчатой комнате сидело за столом пять человек - в помятых
пиджаках, в солдатских суконных рубахах. Их лица были темны от бессонницы.
На прожженном сукне, покрывавшем  стол,  среди  бумаг,  окурков  и  кусков
хлеба,  стояли  чайные  стаканы  и  телефонные  аппараты.   Иногда   дверь
отворялась в длинный, гудящий  народом  коридор,  входил  широкоплечий,  в
ременном снаряжении, военный, приносил бумаги для подписи.
   Председательствующий, пятый за  столом,  небольшого  роста  человек,  в
сером куцем пиджаке, сидел в кресле, слишком  высоком  по  его  росту,  и,
казалось, дремал. Левая рука его лежала на лбу, прикрывая глаза и нос; был
виден только прямой рот с жесткими усиками и небритая щека  с  двигающимся
мускулом. Только тот, кто близко знал его, мог заметить, что в щель  между
пальцами, устало прикрывшими лицо его,  глядит  острый,  лукавый  глаз  на
докладчика, отмечает игру лиц собеседников.
   Почти непрерывно звонили телефоны. Тот же широкоплечий в ремнях  снимал
трубки, говорил вполголоса, отрывисто: "Совнарком.  Совещание.  Нельзя..."
Время от времени кто-то наваливался на дверь из коридора, крутилась медная
ручка. За окнами бушевал ветер со взморья, бил в стекла крупой и дождем.
   Докладчик кончил. Сидящие - кто опустил голову, кто обхватил ее руками.
Председательствующий передвинул ладонь  выше  на  голый  череп  и  написал
записочку, подчеркнув одно слово  три  раза,  так  что  перо  вонзилось  в
бумагу. Перебросил записочку третьему слева, худощавому, с черными  усами,
со стоячими волосами.
   Третий слева прочел, усмехнулся  в  усы,  написал  на  той  же  записке
ответ...
   Председательствующий не спеша, глядя  на  окно,  где  бушевала  метель,
изорвал записочку в мелкие клочки.
   - Армии нет, продовольствия нет, докладчик прав, мы мечемся в  пустоте,
- проговорил он глуховатым голосом. - Немцы наступают и  будут  наступать.
Докладчик прав...
   - Но это конец? Какой же выход? Капитулировать? Уходить в  подполье?  -
перебили голоса.
Быстрый переход