Изменить размер шрифта - +

   - Михаил Григорьевич, я хотел насчет этих расстрелов, голубчик...
   - У меня нет сил сдержать моих офицеров, - еще более бледнея, заговорил
Дроздовский неприятно высоким, срывающимся на истерику голосом. - Известно
вашему  высокопревосходительству,  -  полковник  Жебрак  зверски   замучен
большевиками... Тридцать пять офицеров...  кого  я  привел  из  Румынии...
замучены и обезображены... Большевики убивают и мучат всех... Да,  всех...
(Сорвался, задохнулся.) Не могу сдержать... Отказываюсь... Не угоден  вам,
ради бога - рапорт... За счастье почту - быть рядовым...
   - Ай, ай, ай, -  сказал  Деникин.  -  Михаил  Григорьевич,  нельзя  так
нервничать...  При  чем  тут  рапорт...   Поймите,   Михаил   Григорьевич:
расстреливая пленных, мы тем самым увеличиваем сопротивление противника...
Слух о расстрелах пойдет гулять. Зачем же нам самим наносить  вред  армии?
Вы согласны со мной? Не правда ли?  (Дроздовский  молчал.)  Передайте  это
вашим офицерам, чтобы подобные факты не повторялись.
   - Слушаюсь! - Дроздовский повернулся и хлопнул за собой дверью.
   Деникин долго еще покачивал головой, думая над  стаканом  чая.  Вдалеке
разорвался последний залп, и ночь затихла.


   Операция против Тихорецкой задумана была по плану  развертывания  армии
на широком шестидесятиверстном фронте. Предварительно нужно было  очистить
плацдарм от отдельных отрядов и партизанских  частей.  Это  было  поручено
молодому генералу Боровскому: он в  двое  суток  с  боями  проколесил  сто
верст, заняв ряд станиц. В истории гражданской войны это был  первый,  как
его называли, "рейд" в тылах противника.
   Добровольческая армия развернулась на очищенном  плацдарме.  Тридцатого
Деникин отдал короткий приказ: "Завтра, первого  июля,  овладеть  станцией
Тихорецкой, разбив  противника,  группирующегося  в  районе  Терновской  -
Тихорецкой..."  В  ночь  колонны  двинулись,  широким  объятием  охватывая
Тихорецкую. Большевики  после  короткой  перестрелки  начали  отступать  к
укрепленным позициям.
   Здесь уже не было того отчаянного сопротивления, как неделю тому назад.
Падение Белой Глины внесло смущение. Приостановилось наступление Сорокина.
Жертвы - тысячи павших в кровавом бою -  оказались  напрасными.  Противник
двигался,  как  машина.  Воображение  в  десять  раз  преувеличивало  силы
добровольцев. Рассказывали, что со всей России тучами сходятся к  Деникину
офицеры, что "кадеты" не дают пощады никому, что, как только  они  очистят
край, вслед придут немцы. Калнин, командующий тихорецкой  группой,  сидел,
как парализованный, в своем поезде на станции Тихорецкой. Когда он увидел,
что полчища деникинцев подходят с четырех сторон, он пал духом и  приказал
отступать.
   В девятом часу утра битва затихла, красные войска отошли на укрепленное
полукольцо. Калнин заперся в купе и прилег вздремнуть, уверенный, что  боя
на сегодня больше не будет. Добровольцы тем временем  продолжали  глубокий
охват противника, двигаясь по полям в густой пшенице. К полудню их крайние
фланги сомкнулись и вышли с юга  в  тыл.
Быстрый переход