Но в сумерки, когда растрепанные части добровольцев с
последним, отчаянным усилием двинулись в контрнаступление, красные
отхлынули с высот и пропустили корниловское войско на запад. Произошло то
же, что и раньше: победили военный опыт и сознание, что от исхода этого
боя зависит жизнь.
Всю ночь кругом пылали станицы. Погода портилась, дул северный ветер.
Небо заволокло непроглядными грядами туч. Начался дождь и лил как из ведра
всю ночь. Пятнадцатого марта армия, двигавшаяся на Ново-Дмитровскую,
увидела перед собой сплошные пространства воды и жидкой грязи. Редкие
холмы с колеями дорог пропадали в тумане, стлавшемся над землей. Люди шли
по колено в воде, телеги и пушки вязли по ступицу. Валил мокрый снег,
закрутилась небывалая вьюга.
Рощин вылез из товарного вагона, оправил винтовку и вещевой мешок.
Оглянулся. На путях шумели кучки солдат Варнавского полка... Тут были и
шинели, и нагольные полушубки, и городские пальто, подпоясанные
веревочками. У многих - пулеметные ленты, гранаты, револьверы. У кого -
картуз, у кого - папаха на голове, у кого - отнятый у спекулянта котелок.
Топкую грязь месили рваные сапоги, валенки, ноги, обернутые тряпьем.
Сталкиваясь штыками, кричали: "Вали, ребята, на митинг! Сами разберемся!
Мало нас на убой гоняли!"
Возбуждение было по поводу, как всегда преувеличенных, слухов о
поражении красных частей под Филипповской. Кричали: "У Корнилова пятьдесят
тысяч кадетов, а на него по одному полку посылают на убой... Измена,
ребята! Тащи командира!"
На станционный двор, сейчас же за станцией переходящий в степь,
задернутую дождевой мглой, сбегались бойцы. В товарных вагонах с грохотом
отъезжали двери, выскакивали одичавшие люди с винтовками, озабоченно
бежали туда же, где над толпой свистел ветер в еще голых пирамидальных
тополях и орали, кружились грачи. Ораторы влезали на дерновую крышу
погреба, вытягивая перед собой кулак - кричали: "Товарищи, почему нас бьют
корниловские банды?.. Почему кадетов подпустили к Екатеринодару?.. Какой
тут план?.. Пускай командир ответит".
Тысячная толпа рявкнула "К ответу!" - с такой силой, что грачи взвились
под самые тучи. Рощин, стоя на крыльце вокзала, видел, как в гуще
шевелящихся голов поплыла к дерновому погребу смятая фуражка командира:
костлявое, бритое лицо его, с остановившимся взором, было бледное и
решительное. Рощин узнал старого знакомого, Сергея Сергеевича Сапожкова.
Когда-то, еще до войны, Сапожков выступал от группы "людей будущего",
разносил в щепки старую мораль. Появлялся в буржуазном обществе с
соблазнительными рисунками на щеках и в сюртуке из ярко-зеленой бумазеи.
Во время войны ушел вольноопределяющимся в кавалерию, был известен, как
отчаянный разведчик и бретер. |