- Хальт! - крикнул немец жестко и повелительно. - Русский, на место!
Весь день грузились военные телеги, и поздней ночью обоз ушел. Село
было ограблено начисто. Нигде не зажигали огня, не садились ужинать. По
темным хатам выли бабы, зажав в кулаке бумажные марки...
Ну, поедут мужик с бабой в город с этими марками, походят по лавкам, -
пусто: ни гвоздика, ни аршина материи, ни куска кожи. Фабрики не работают.
Хлеб, сахар, мыло, сырье - поездами уходит в Германию. Не рояль же мужику
с бабой, не старинную же голландскую картину, не китайский чайник везти
домой. Поглазеют на чубастых, с висячими усами, гайдамаков в синих
свитках, в смушковых, с алым верхом, шапках, потолкаются на главной улице
среди сизобритых, в котелках, торговцев воздухом и валютой. Вздохнут
горько и едут домой ни с чем. А по дороге - верст двадцать отъехали -
стоп, загорелись оси на вагонах, - нет смазки, машинного масла: немцы
увезли. Песочком засыплют, поедут дальше, и опять горят оси.
От этого всего бабы и выли, зажав в кулаке смятые германские марки, а
мужики прятали скотину в лесные овраги, подальше от греха: кто ведь знает,
какой назавтра расклеят гетманский универсал!
В селе не зажигали огня, все хаты были темны. Только за рощей, над
озером, ярко светились окна княжеского дома. Там управляющий чествовал
ужином германских офицеров. Играла военная музыка, - странной жутью
неслись звуки немецких вальсов над темным селом. Вот огненным шнуром, черт
знает в какую высь, поднялась ракета на потеху немецким солдатам, стоявшим
на усадебном дворе, куда выкатили бочонок с пивом. Лопнула. И соломенные
крыши, сады, ивы, белая колокольня, плетни озарились медленно падающими
звездами. Много невеселых лиц поднялось к этим огням. Свет был так ярок,
что каждая угрюмая морщина выступала на лицах. Жаль, что их нельзя было
заснять в эту минуту при помощи какого-нибудь невидимого аппарата. Такие
снимки дали бы большой материал для размышления германскому главному
штабу.
Даже в поле, за версту от села, стало светло, как днем. Несколько
человек, пробиравшихся к одинокому стогу, быстро легли на землю. Только
один у стога не лег. Задрав голову к падающим с неба огонькам,
ухмыльнулся:
- Ишь ты, курицына мать!
Огоньки погасли, не долетев до земли, стало черно. У стога сошлись
люди, зазвякало бросаемое на землю оружие.
- Сколько всего?
- Десять обрезов, товарищ Кожин, четыре винтовки.
- Мало...
- Не успели... Завтра ночью еще принесем.
- А патроны где?
- Вот держи, - в карманах... Патронов много.
- Ну, прячь, ребята, под стог... Гранат, гранат, ребята, несите...
Обрез - стариковское оружие, - сидеть за кустом в канаве. Выстрелил, в
портки навалил, и - все сражение. А молодому бойцу нужна винтовка и -
первая вещь - граната. Поняли? Ну, а уж кто может, то - шашка. |