– Ты не настоящий, – ответил он разом и монете, и этому голосу, однако, поднявшись и обернувшись, оказался нос к носу с кузеном, Стефаном Маррисом. – Ты давным-давно мертв.

Казалось, он смотрится в снисходительное, всепрощающее зеркало. Обладатель густой копны темных, рыжеющих к концам волос и искристых карих глаз, Стефан всегда, всю жизнь превосходил Натаноса красотой. На губах его неизменно играла усмешка, от крыльев носа тянулись к уголкам рта, прятались в бороде веселые складки. Кожа Стефана до сих пор сохраняла живой румянец, что только лишний раз подтверждало: перед Натаносом – всего-навсего галлюцинация, морок.

Да, Стефан Маррис был давным-давно мертв, и осталась от него лишь кровавая клякса посреди стола. Все прочее послужило сырьем, из коего был воссоздан Натанос, причем не как-нибудь – в облике Стефана.

«Единственное, о чем сожалею».

– Отчего ты позволяешь ей все это творить? – негромко спросил Стефан. – Я был твоим кузеном, Натанос. Во всем на тебя равнялся, хотел стать тобой… но только не так. Вовсе не так.

Золотая монета в ладони была тяжелой, как настоящая. Вздохнув, Натанос стиснул ее в кулаке. Эту монету Стефан еще юнцом получил в дар от Сильваны, на обзаведение первым в жизни мечом. Кузен с детства мечтал стать паладином, служить ордену Серебряной Длани, и своего, в самом деле, добился, вот только служба его длилась недолго: вскоре ему суждено было стать глиной, из коей заново вылепили Натаноса. Собственное тело Натаноса было разорвано в клочья поганищем, а после его подняли из мертвых, превратив в раба Плети, в безвольного, неразумного вурдалака. Однако Сильвана избавила его от этой участи, помогла продолжить жизнь после смерти, но изуродованное мертвое тело слабело, разваливалось на глазах. И вот тогда Сильвана решила помочь этому горю.

Воспользовавшись телом Стефана.

– У меня не было выбора, – ответил Натанос, не в силах взглянуть кузену в глаза. – Мои кости вываливались из суставов, от порванных жил не было никакого толку. Мне требовалось новое тело…

– И потому ты присвоил мою плоть.

Натанос вздрогнул.

– Так решила Сильвана. Меня невозможно было восстановить, не пожертвовав членом семьи.

Стефан скорбно покачал головой. Во взгляде кузена не чувствовалось ни гнева, ни отвращения – одна только жалость.

– И все-таки ты продолжаешь служить ей. После того, как она поступила со мной. После того, что сделала с нашими близкими. Да, я – единственный призрак, не дающий покоя тебе, но сколькими призраками ты наделил других? Сколькие продолжают жить, преследуемые духами родных и любимых, погубленных тобой на службе бессердечной королеве?

От чувства вины перед Стефаном вмиг не осталось даже следа. Внезапно осмелевший, Натанос поднял взгляд на кузена.

– А знаешь ли ты…

Лицо Стефана слегка изменилось, утратило и миловидность, и дружелюбие, окуталось странным голубым ореолом, в голосе зазвучала насмешка.

– А знаешь ли ты, каких гнусных дружков завела твоя королева на Той Стороне? Ведь пожалованную ей силу и назад нетрудно забрать. Повелители смерти не допустят ее победы. Ее мощь – ничто против их могущества. К силам Темных земель она прикована так же надежно, как и к собственному посмертию.

– Да что ты можешь обо всем этом знать? – процедил Натанос. – Ты же не знаешь ее, как ее знаю я.

С этими словами он крепко стиснул кулак, обращая в ничто монету, подсунутую ему хитростью и колдовством. Бвонсамди… Бвонсамди… ну конечно!

Лицо Стефана подернулось рябью, исчезло, превратившись в жуткий ухмыляющийся череп, в костяную маску, парящую в воздухе на том самом месте, где только что стоял кузен.