«А это место?»

«Это беттаку. Любовная резиденция, где содержатся любовницы. А вот и квартира мисс Остин.»

Коннор открыл дверь ключом вахтера и мы вошли внутрь.

* * *

Это была секция с двумя спальнями, обставленная дорогой громадной арендованной мебелью в пастельных розовых и зеленых тонах. Картины маслом на стенах тоже были арендованы, метка на одной из рам гласила: «Аренда Бройнера». Кухонная стойка стояла пустой, если не считать кувшина с соком. В холодильнике оказался только йогурт и банки Диет‑Коки. Диваны в гостиной выглядели, словно никто на них не садился. На кофейном столике валялся альбом портретов голливудских звезд и стояла ваза с засохшими цветами. Вокруг стояли пустые пепельницы.

Одна из спален была превращена в берлогу с диваном, телевизором и стойкой для упражнений в углу. Все новое с иголочки. На телевизоре еще сохранялась наклейка в уголке экрана: «цифровая настройка». Ручки на велотренажере были в пластиковых оболочках.

В главной спальне я, наконец, обнаружил некоторый человеческий беспорядок. Одна дверца зеркального шкафа стояла открытой и на постель были брошены три дорогих вечерних платья. Очевидно, она пыталась решить, что же надеть. На туалетном столике стояли бутылочки духов, лежало брильянтовое ожерелье, золотые часы Ролекс, фотографии в рамках и пепельница с окурками ментоловых сигарет «Милд Севен». Верхний ящик шкафа с трусиками и нижним бельем был наполовину открыт. Я увидел ее паспорт, засунутый в угол, и пролистал его. В нем была виза в Саудовскую Аравию, виза в Индонезию и три въездные печати в Японию.

Стерео в углу еще было включено, из плейера торчала лента. Я вдвинул ее и запел Джерри Ли Льюис: «Ты треплешь мои нервы, трясешь мои мозги, я еду, как безумный, хотя не видно ни зги…» Техасская музыка, слишком древняя для такой молодой девушки. Но, может быть, ей нравились золотые старые записи. Я снова повернулся к шкафу. Несколько цветных увеличенных снимков в рамках показывали Черил Остин смеющейся на каком‑то азиатском фоне – красные ворота святилища, церемонный садик, улица с серыми небоскребами, вокзал. Похоже, снимки были сделаны в Японии. На большинстве снимков Черил была одна, но на нескольких рядом находился пожилой японец в очках и с редеющей прической. Последний кадр показывал ее где‑то, что выглядело американским Западом. Черил стояла возле пыльного грузовичка‑пикапа и улыбалась рядом с хрупкой женщиной в солнечных очках, похожей на бабушку. Пожилая женщина не улыбалась и, казалось, испытывала неловкость. Рядом со шкафом стояли на торцах несколько свернутых громадных бумажных труб. Я развернул одну. Это был плакат, где Черил в бикини улыбалась и поднимала бокал пива Асахи. Все надписи на плакате были на японском. Я вошел в ванную.

Я увидел пару джинсов, брошенных в угол. Белый свитер, скомканный на полке. Влажное полотенце на крючке возле душа. Капли воды на полу. Электрозавивка, выдернутая из сети. За раму зеркала заткнуты фотографии Черил, стоящей с другим японцем на пирсе Малибу. Этому было лет тридцать пять и он был красив. На одной фотографии он фамильярно обнимал ее за плечи. Я четко видел шрам на его руке.

«Бинго», сказал я.

Коннор вошел в ванную. «Нашел что‑нибудь?»

«Наш человек со шрамом.»

«Хорошо.» Коннор внимательно изучил снимок. Я рассмотрел беспорядок в ванной комнате. Грязь вокруг раковины.