|
Между прочим он рассказал ему про то обращение к нему Макара и про историю его преступления. Крыльцов слушал внимательно, остановив блестящий взгляд на лице Нехлюдова. - Да, - сказал он вдруг. - Меня часто занимает мысль, что вот мы идем вместе, рядом с ними, - с кем с "ними"? С теми самыми людьми, за которых мы и идем. А между тем мы не только не знаем, но и не хотим знать их. А они, хуже этого, ненавидят нас и считают своими врагами. Вот это ужасно. - Ничего нет ужасного, - сказал Новодворов, прислушивавшийся к разговору. - Массы всегда обожают только власть, - сказал он своим трещащим голосом. - Правительство властвует - они обожают его и ненавидят нас; завтра мы будем во власти - они будут обожать нас... В это время из-за стены послышался взрыв брани, толкотня ударяющихся в стену, звон цепей, визг и крики. Кого-то били, кто-то кричал: "Караул!" - Вон они звери! Какое же может быть общение между нами и ими? - спокойно сказал Новодворов. - Ты говоришь - звери. А вот сейчас Нехлюдов рассказывал о таком поступке, - раздражительно сказал Крыльцов, и он рассказал про то, как Макар рискует жизнью, спасая земляка. - Это-то уже не зверство, а подвиг. - Сентиментальность! - иронически сказал Новодворов. - Нам трудно понять эмоции этих людей и мотивы их поступков. Ты видишь тут великодушие, а тут, может быть, зависть к тому каторжнику. - Как это ты не хочешь в другом видеть ничего хорошего, - вдруг разгорячившись, сказала Марья Павловна (она была на "ты" со всеми). - Нельзя видеть, чего нет. - Как нет, когда человек рискует ужасной смертью? - Я думаю, - сказал Новодворов, - что если мы хотим делать свое дело, то первое для этого условие (Кондратьев оставил книгу, которую он читал у лампы, и внимательно стал слушать своего учителя) то, чтобы не фантазировать, а смотреть на вещи, как они есть. Делать все для масс народа, а не ждать ничего от них; массы составляют объект нашей деятельности, но не могут быть нашими сотрудниками до тех пор, пока они инертны, как теперь, - начал он, как будто читал лекцию. - И потому совершенно иллюзорно ожидать от I них помощи до тех пор, пока не произошел процесс развития, тот процесс развития, к которому мы приготавливаем их. - Какой процесс развития? - раскрасневшись, заговорил Крыльцов. - Мы говорим, что мы против произвола и деспотизма, а разве это не самый ужасный деспотизм? - Нет никакого деспотизма, - спокойно отвечал Новодворов. - Я только говорю, что знаю тот путь, по которому должен идти народ, и могу указывать этот путь. - Но почему ты уверен, что путь, который ты укалываешь, истинный? Разве это не деспотизм, из которого вытекали инквизиции и казни большой революции? Они тоже знали по науке единый истинный путь. - То, что они заблуждались, не доказывает того, чтобы я заблуждался. И потом, большая разница между бреднями идеологов и данными положительной экономической науки. Голос Новодворова наполнял всю камеру. Он один говорил, а все молчали. - Всегда спорят, - сказала Марья Павловна, когда он на минуту затих. - А вы сами-то как об этом думаете? - спросил Нехлюдов Марью Павловну. - Думаю, что Анатолий прав, что нельзя навязывать народу наши взгляды. |
