Как только конвойные вышли, Набатов подошел к Бузовкину и, потрагивая его по плечу, сказал:
- А что, брат, правда, у вас Карманов сменяться хочет?
Добродушное, ласковое лицо Бузовкина вдруг стало грустным, и глаза его застлались какой-то пленкой.
- Мы не слыхали. Вряд ли, - сказал он и, не снимая с глаз своих пленки, прибавил:
- Ну, Аксютка, царствуй, видно, с барынями, - и поспешил выйти.
- Все знает, и правда, что сменялись, - сказал Набатов. - Что же вы сделаете?
- Скажу в городе начальству. Я их обоих знаю в лицо, - сказал Нехлюдов.
Все молчали, очевидно боясь возобновления спора.
Симонсон, все время молча, закинув руки за голову, лежавший в углу на нарах, решительно приподнялся и, обойдя осторожно сидевших, подошел к
Нехлюдову.
- Можете теперь выслушать меня?
- Разумеется, - сказал Нехлюдов и встал, чтобы идти за ним.
Взглянув на поднявшегося Нехлюдова и встретившись с ним глазами, Катюша покраснела и как бы недоумевающе покачала головой.
- Дело мое к вам в следующем, - начал Симонсон, когда они вместе с Нехлюдовым вышли в коридор В коридоре было особенно слышно гуденье и
взрывы голосов среди уголовных. Нехлюдов поморщился, но Симонсон, очевидно, не смущался этим. - Зная ваше отношение к Катерине Михайловне, -
продолжал он, внимательно и прямо своими добрыми глазами глядя s в лицо Нехлюдову, - считаю себя обязанным, - продолжал он, но должен был
остановиться, потому что у самой двери два голоса кричали враз, о чем-то споря.
- Говорят тебе, идол: не мои! - кричал один голос.
- Подавишься, черт, - хрипел другой.
В это время Марья Павловна вышла в коридор, - Разве можно тут разговаривать, - сказала она, - пройдите сюда, там одна Верочка. - И она
вперед прошла в соседнюю дверь крошечной, очевидно одиночной камеры, отданной теперь в распоряжение политических женщин. На нарах, укрывшись с
головой, лежала Вера Ефремовна.
- У нее мигрень, она спит и не слышит, а я уйду! - сказала Марья Павловна.
- Напротив, оставайся, - сказал Симонсон, - у меня секретов нет ни от кого, тем более от тебя.
- Ну, хорошо, - сказала Марья Павловна и, по-детски двигаясь всем телом со стороны в сторону и этим движением глубже усаживаясь на нарах,
приготовилась слушать, глядя куда-то вдаль своими красивыми бараньими глазами.
- Так дело мое в том, - повторил Симонсон, - что, зная ваше отношение к Катерине Михайловне, я считаю себя обязанным объявить вам мое
отношение к ней.
- То есть что же? - спросил Нехлюдов, невольно любуясь той простотой и правдивостью, с которой Симонсон говорил с ним.
- То, что я хотел бы жениться на Катерине Михайловне...
- Удивительно! - сказала Марья Павловна, остановив глаза на Симонсоне.
- ... и решил просить ее об этом, о том, чтобы быть моей женой, - продолжал Симонсон.
- Что же я могу? Это зависит от нее, - сказал Нехлюдов.
- Да, но она не решит этого вопроса без вас, - Почему?
- Потому что, пока вопрос ваших с нею отношений не решен окончательно, она не может ничего избрать.
- С моей стороны вопрос решен окончательно. Я желал сделать то, что считаю должным, и, кроме того, облегчить ее положение, но ни в каком
случае не желаю стеснять ее. |