Уместно спросить, в какой степени это чувство является более врожденным, чем психологическое стремление к превосходству? Ответом будет то, что в своей основе оба явления имеют идентичную сущность, то есть как индивидуалистическое стремление к превосходству, так и чувство ориентации на общество имеют одну и ту же базу в человеческой природе. Оба они являются проявлением изначального желания самоутвердиться и разнятся только по форме. Это различие и приводит к безусловно отличающимся суждениям о человеческой природе. Так, индивидуалистическое стремление к превосходству подводит к суждению о том, что отдельная личность может обходиться без группы, в то время как чувство социальной ориентации подразумевает определенную зависимость от группы. Что касается взглядов на человеческую природу, нет сомнения, что социальное чувство главенствует над индивидуалистическим стремлением. Первое имеет под собой более твердую и логически более основательную точку зрения, второе же представлено лишь поверхностно, хотя как психологическое явление оно встречается в жизни людей наиболее часто.

Если поставить задачей выяснение того, какое место социальное чувство занимает в жизни человека с точки зрения истины и логики, достаточно проследить его историческое развитие, и мы увидим, что человек всегда жил в группах. И не удивительно, что те особи, которые не способны в одиночку защитить себя, были вынуждены жить вместе для самосохранения. Стоит лишь сравнить человека со львом, чтобы понять, что человек как высшее животное довольно беззащитен и что большинство других живых существ, сходных по размеру с человеком, сильнее и лучше вооружены природой для физической защиты и нападения. Дарвин отмечал, что те животные, которые обделены природой в отношении средств защиты, всегда перемещаются кучно. Орангутанг, например, благодаря своей чрезвычайной физической силе, живет один со своим партнером, тогда как более мелкие и слабые члены семьи человекообразных обезьян всегда встречаются в группах. Образование групп, как указывает Дарвин, является заменой или компенсацией того, что природа не дала конкретным животным: когтей, клыков, крыльев и т. д.

Формирование группы не только уравновешивает физические потенции отдельных особей, но и способствует поиску новых защитных средств, способных улучшить их положение. Например, существуют группы обезьян, умеющих организовать разведку для обнаружения врагов. Они таким образом используют общую силу для того, чтобы компенсировать слабость каждого отдельного члена. Известны также факты из жизни буйволов, когда они объединяются в стадо для успешного отражения нападений более мощного противника.

Социологи-анималисты, изучавшие данную проблему, утверждают, что в таких группах можно часто выявить определенную структуру взаимоотношений, эквивалентную законам. Так, например, разведчики, идущие впереди стада, должны вести себя согласно определенным правилам; и любая ошибка или нарушение караются всей группой животных.

В связи с этим интересно отметить утверждение многих историков о том, что самые старые законы человеческого общества были связаны с людьми, которые несли караул. Если это так, то мы наблюдаем здесь картину зарождения идеи группового сплочения, которая возникает из неспособности слабых видов животного мира защитить самих себя. Отсюда социальная направленность в определенном смысле также является отражением физической слабости и неотделима от нее. Что касается человека, то здесь, вероятно, можно сделать вывод, что важнейшими обстоятельствами, способствующими развитию социального чувства, являются его беспомощность и медленное развитие в период младенчества и детства.

Во всем животном мире мы не найдем ни одного существа, кроме человека, который приходит в мир совершенно беззащитным. Мы также знаем, что ребенку требуется долгое время, чтобы достичь состояния взрослости. И это не из-за того, что ребенку нужно научиться бесконечно огромному числу вещей до того, как он станет взрослым, а из-за самого процесса развития.